Три вдовы - [4]

Теперь, догадываюсь я, вам очень хочется знать одно: сдержал ли я слово, или нет? Ну, ведь вы, кажется «психолог». Скажите, должен был я сдержать свое слово, или нет? Вы молчите? Почему? Потому, что сами не уверены… Вот, как это произошло.

Всю ночь я шагал по городу, как безумный, раза три измерил все улицы вдоль и поперек, вернулся домой на рассвете, пересмотрел все свои бумаги, многие порвал, — терпеть не могу старые бумаги, — упаковал свои вещи, написал несколько писем знакомым, — друзей и родственников у меня, слава тебе господи, нет, один, как пень… Оставил распоряжения насчет моих домов и, проделав всё это, сел на кровать, склонил голову и думал, думал, думал, пока не началось утро. Тогда я умылся, оделся и пошел к вдове. Позвонил, вошел, велел подать кофе и ждал, пока вдова проснется. Вдова вскоре встала. Увидев меня, она на минуту остановилась. Глаза у нее припухли, лицо побледнело. Ужели и она целую ночь не спала?..

— Как Роза? — спросил я.

В эту минуту в комнату вошла Роза. Свежа, как божий день, хороша, ласкова, приветлива, как ясное солнышко. Увидав меня, она слегка покраснела, потом подошла, погладила меня ручкой по голове, как гладят ребенка, и, заглянув мне в глаза, рассмеялась. Да как, думаете, рассмеялась? Не так, чтобы вас, упаси господи, — обидеть, а так, чтобы вам самому захотелось смеяться, чтобы все, все вокруг, и даже стены улыбнулись. Да, господин мой любезный, вот такой силой обладает эта Роза еще по сей день! Я и сейчас за ее смех готов отдать всё, чем владею. Беда только, что сейчас она уже больше не смеется. Не до смеха ей! Но я не намерен забегать вперед. Люблю, начав что-нибудь, продолжать начатое по порядку.

Итак, по порядку.

Знаете ли вы, что означает выдавать дочь замуж? Нет? Не знаете? Ну, и не приведи господь узнать! Я это на деле испытал. Хоть и чужую дочь, но выдавал замуж. Надолго запомню это. Да и что, скажите на милость, оставалось мне делать, когда вдова, Пая, то-есть, привыкла, чтобы ей всё домой приносили? А кто в этом виноват, как не я сам? Я сам приучил их — и мать и дочь — если что в доме потребуется, всегда обращаться ко мне. Хоть свет вверх дном перевернись, всё должно быть доставлено, и не позднее, как через два часа! Нужны деньги, — ко мне. Доктор — ко мне. Кухарка — ко мне. Учитель танцев — ко мне. Платье, ботинки, портной, мясник, перо, крючок, — ко мне, ко мне и ко мне! Я, бывало, укорял их: «Что с вами будет? Ведь вы же в тряпки превратитесь!!» Говорю, а они смеются. Им всё хи-хи-хи да ха-ха-ха! Всю жизнь — так. Есть такие люди на свете. Немного, но есть. И кого постигла такая участь? Меня! Кому няньчиться с чужими детьми? — Мне. Кому терзаться из-за чужих несчастий? — Мне. Кому плясать на чужих свадьбах? — Мне. Кому плакать на чужих похоронах? — Мне. Вы спросите, конечно, кто же принуждает меня? На это я вам отвечу: а кто велит вам кинуться в огонь — спасать чужое дитя? Кто велит вам прыгать в воду, когда кто-нибудь тонет? Кто велит вам морщиться, когда другому больно? Скажете, что вы ни того, ни другого, ни третьего не делаете. Стало быть, вы зверь! А я не зверь, я — человек. Я не корчу из себя идеалиста, я — простой, обыкновенный человек и старый холостяк к тому же. Хотя ваша «психология» утверждает, что старые холостяки — эгоисты. А впрочем, может быть, всё это и есть проявление своего пода эгоизма? Что? Не любите копаться в себе самом? Не любите философствовать? Я тоже не люблю этого.

Итак, нужно было выдавать замуж дочь вдовы, Розу, и корчить из себя свата. Что еще оставалось мне делать? А так как вы меня ужо немного знаете, то вам нетрудно понять, как мне это по душе! От одного слова «сват» меня в дрожь кидает! Зовите меня «человеком», зовите меня «лакеем», зовите меня «шутом гороховым», зовите меня «приказчиком», лишь бы не «сватом»! А вот она, вдова то-есть, ужасно рада новому званию: «сватья». Скажешь ей «сватья», — она прямо в восторг приходит. «Скоро тещей будете»! — говорю ей. А она улыбается. «Дожить бы уж!» Хороша теща! Посмотрели бы на нее во время венчания ее дочери. Загляденье! Красавица! Не скажешь, что это мать и дочь! Сестры! Залюбовался я на нее, когда дочь ее венчалась. В эти минуты я думал про себя:

— Эх, глупец ты! Пень одинокий! Сейчас для тебя самый подходящий момент… Стоит тебе одно слово сказать, один взгляд бросить, — и конец твоему одиночеству… Строишь дом для себя… Возделываешь виноградник… Вступаешь в собственный рай… Живешь спокойной жизнью, среди своих близких и любимых… Забудь, забудь о Розе!.. Роза не для тебя… Она тебе в дочери годится… Не обманывай себя… На мать гляди! Скажи ей одно лишь слово, дикарь этакий!.. К ней обратись, ни к кому больше! Чего ты за душу тянешь? Не замечаешь, какими глазами смотрит она на тебя?..

Размышляя так, я встречаюсь с ее взглядом: я чувствую, что сердце у меня вот-вот разорвется на части от жалости к ней… Слышите? От жалости!.. Уже ничего больше, кроме жалости… Раньше, помню, мной владело совсем иное чувство… А теперь — только жалость… А раз жалость, то может быть и меня жалко? И может быть, больше, чем ее? Кто же виноват? Почему она до сих пор молчала? Почему молчит сейчас? Почему же мне ей сказать это слово, а не ей — мне?.. Стыдно, скажете вы. Так уж на свете заведено. Начхать мне на ваш свет! Не вижу разницы: «он» ли раньше скажет, «она» ли… Люди — это люди! Раз она молчит, то и я молчу! Вы это назовете упрямством? Амбицией? Глупостью? Называйте, как угодно! Я вам уже говорил, что мне это безразлично… Я только изливаю перед вами душу и хочу вместе с вами проанализировать, разобраться, в чем тут загвоздка? Мажет быть, потому что мы с Паей никогда и двух минут наедине не оставались. Около нас всегда было существо, поглощавшее всё наше время, наши мысли, наши чувства, наши горести и радости, — всё принадлежало кому-то другому, не нам. Для нас самих ни одной свободной минуты! Чорт побери! Оба мы как бы созданы для того, чтобы заботиться о других! Раньше был Пине. Потом господь помог — родилась Розочка, теперь бог послал новую радость: зятек на иждивении! Зятек, однако, был на редкость удачный. Такого зятя мог бы себе пожелать каждый. Вы отлично знаете, — я не из тех, что сразу приходят в восторг: я не имею привычки расхваливать кого бы то ни было, возносить до небес. Пустых слов, дифирамбов, приторных комплиментов я не расточаю. Скажу вам только, что слово «ангел» в данном случае прозвучало бы оскорблением. Понятно? Если существует небо и если ангелы витают в нем, и если те ангелы не хуже вот этого Шапиро, тогда, уверяю вас, стоит умереть и быть лучше с ними, чем со всеми остальными двуногими животными, снующими здесь под божьими небесами и поганящими землю. Вы скажете — я мизантроп, человеконенавистник. Если бы люди причиняли вам то, что они причинили