Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - [89]

Жандармский патруль теперь регулярно зачищал окрестности, в то время как агенты секретной полиции, посланные из Парижа, вели тщательное наблюдение за районами, расположенными вглубь от прибрежной полосы между Дюнкерком и Этаплем. Одним словом, шпионов ожидали, чтобы обнаружить и расстрелять!

Аббат Леклерк приготовился встретить вызов бонапартистов. У него не имелось ни замка, ни любовницы, он не получал жалованья и ничего не тратил на себя лично. Он лишь нуждался в пристанище в доме друзей-роялистов, где редко оставался более чем на одну ночь. Он постоянно находился в пути в маленькой крытой повозке, управляемой его преданным секретарем, Пьером-Мари Пуа, у которого также имелось множество живописных псевдонимов — Лароз, Вьей-Фам, Ла-Безас, Вьей-Перрюк (Роза, Старуха, Котомка, Старый парик). При помощи скудного снаряжения Леклерк — который временами выступал как Бейлли, Годфруа, Лепаж и под своим старым любимым псевдонимом Буавалон — ухитрялся посылать в Лондон важную информацию, например содержавшуюся в Полицейском бюллетене, который Фуше ежедневно отсылал Наполеону через свое министерство.

Шпионский штат у Леклерка был небольшой, но тщательно отобранный. Агент, внедренный в Бресте, высокопоставленный чиновник военного министерства, добросовестно служил ему, так же как и второй его оплачиваемый союзник, еще «более высокопоставленный», занимавший пост в административном отделе императорского флота. Ценнейшие сведения военно-разведывательного характера Леклерк имел возможность сопровождать исключительно интересной и обширной политической перепиской. Чтобы поддерживать непрерывное сообщение с Англией через кишащее военными постами побережье, где сосредотачивалась вся мощь колоссальной военной машины Наполеона, Леклерк выезжал в маленькой коляске со своим секретарем, минуя Этапль, Ла-Канш, Л'Ойти и Сомму, а затем Ла-Брель, пока не достигал округа Э, который тогда еще не занимали императорские войска.

Здесь он находил бедствующих рыбаков, заказывал в трактире сытный обед и сорил деньгами, платя за все золотыми монетами. Попивая коньяк и постоянно подливая в рюмки гостей, Лароз заявлял, что он коммерсант, которому необходимо известить живущего в Лондоне эмигранта о невостребованном наследстве. Ничего политического, сугубо частное дело! Он даже зачитывал вслух места из письма, которое возил с собой и в котором не могло быть ничего компрометирующего — если только слушателям не приходило в голову, что между широкими строчками письма можно многое написать невидимыми чернилами.

Всегда находился какой-нибудь рыбак, готовый передать деловое письмо на английский крейсер, с которым французские суда часто встречались в Ла-Манше. За эту разовую услугу «коммерсант Лароз» — в то время как Леклерк оставался в тени — предлагал 20 луидоров, почти 500 франков, целое состояние. Большую помощь ему оказывал Филипп — рыбак, державший в Трепоре бакалейную лавку. Этот человек завербовал нескольких своих приятелей, в том числе местного школьного учителя Дюпоншеля, и свою жену, выдающаяся пышность которой отвечала основному условию маскировки, не умаляя ее рвения и ловкости. Она многократно отправлялась в путь, доставляя мужу важные пакеты и получая по двенадцать франков за каждое такое путешествие. Леклерк объяснил ей, что, если в дороге ее станут допрашивать или арестуют, нужно твердить, что она «только что нашла письма на берегу и несет их в полицию» в Булонь или Э.

Леклерку уже было за сорок, и, будучи внешне малопривлекательным мужчиной, он тем не менее оказывал на женщин какое-то непостижимое влияние. Поскольку он был священником, не приходится удивляться, что набожные женщины, глубоко преданные делу роялистов, оказывали ему приют, рискуя жизнью. Но поскольку он был человеком безупречной нравственности, остается предположить, что его жгучая ненависть к Бонапарту и революции оказывала заразительное действие в аристократических кругах, куда этот «мужчина с бельмом на глазу» имел доступ. Уже одно это — не обращая внимания на «неприятные и досадные клеветнические измышления того времени» — объясняет авантюрное появление его пленительной соучастницы, известной под именем Нимфа.

Одной из сторонниц Бурбонов, у которой Леклерк время от времени находил приют, являлась мадам де Руссель де Превиль, вдова капитана королевского флота и уважаемая представительница булонского света. Среди детей мадам де Превиль имелась дочь, миниатюрная хорошенькая девушка, которой в 1804 году исполнилось восемнадцать лет. Она обладала волосами каштанового цвета, голубыми глазками, аккуратным носиком и маленьким алым ротиком, а ее щеки украшал нежный румянец. Ее прозвали Нимфой «за красоту и грацию движений», к тому же девушка привыкла к обожанию, была полна веселости, исключительно легкомысленна, непостоянна и простодушна до глупости. Единственным ее увлечением являлись балы, приемы и уход за собственной персоной.

По возрасту, внешности и характеру мадемуазель де Превиль, несомненно, являлась полной противоположностью «совершенному образцу конспирации» — Леклерку. И все же требования секретной службы настолько причудливы, что эта поразительно фривольная молодая девушка осталась бессмертной фигурой в истории французской политической интриги. Поддавшись восторгу приверженцев Бурбонов, а также испытывая страстную тягу к мужским приключениям, она с готовностью согласилась принять участие в деле, которому изобретательный аббат посвятил свою жизнь. Леклерк предложение принял — во имя успеха своего предприятия он готов был пожертвовать чем угодно, почему же не включить эту прелестную инженю в число своих конспираторов? Проявив хитрость и обведя вокруг пальца свою мамашу, Нимфа де Руссель де Превиль — под таким именем она и осталась в архивах французской полиции — переоделась юношей, приняла фамилию Дюбюиссон и отправилась странствовать в качестве роялистского курьера и шпиона.