Три сестры, три королевы - [23]

– Ты ни в коем случае не должна страдать за мои грехи, – мягко говорит он. – Поэтому, когда я с тобой, я буду их снимать, чтобы тебя не царапать. Тебе вообще не должно быть больно.

И больно не было. Он действительно нежен и скор и старается не придавливать меня своим весом. Он совсем не похож на неуклюжего жеребца в загоне, а, напротив, ловок и аккуратен. Оказывается, есть особое удовольствие в том, чтобы тебя гладили и ласкали, как кошку на коленях, и его руки так же касались моего тела, от ушей и волос до живота и ног, согревая и лаская, расслабляя тело, делая его тяжелым и податливым. День выдался долгим и трудным, и моя голова наливается сонным дурманом. Боли я не чувствую, только неожиданное проникновение и движение, и как раз в тот момент, когда происходящее начинает казаться слишком непривычным, резким и излишним, все кончено. От всего происходящего у меня остается ощущение тепла и обласканности.

– И все? – с удивлением спрашиваю я, когда он вздыхает и осторожно отстраняется от меня, чтобы лечь на подушки.

– Все, – отвечает он. – Во всяком случае, на сегодня.

– Я думала, что будет больно и с кровью.

– Там было немного крови. Как раз, чтобы было что показать на простынях завтра утром и чтобы леди Агнесса доложила об этом твоей бабушке. Но больно быть не должно. Это должно быть удовольствием, даже для женщины. Некоторые лекари говорят, для того чтобы зачать дитя, удовольствие обязательно должно быть обоюдным, хотя я сам в этом сомневаюсь.

Он встает из кровати и снова берет свой пояс с цепями.

– А вам обязательно их снова надевать?

– Да. – Он пристегивает вериги, и я замечаю гримасу боли, когда металлические шипы снова задевают натертую кожу.

– Что же вы такого страшного сделали? – спрашиваю я, словно ожидая, что сейчас он расскажет мне сказку на ночь.

– Я возглавил мятеж баронов против моего отца, короля, – отвечает он, но без тени улыбки. Его история не будет волшебной сказкой. – Мне тогда было пятнадцать, и я думал, что он собирается убить меня и поставить брата на мое место. Я послушался лордов и возглавил их армию в предательском мятеже. Я думал, что мы просто захватим его и он станет править дальше, но уже с лучшими советниками. Но когда он увидел меня во главе армии, то не стал наступать. Он не захотел атаковать собственного сына. Он оказался для меня лучшим отцом, чем я для него сыном. И я с мятежниками выиграл битву, а он бежал. Его поймали и казнили.

– Что? – Ужас этой истории выдернул меня из объятий сна.

– Да.

– Ты пошел против отца и убил его? – Это ведь грех против миропорядка, против Всевышнего и против отца. – Ты убил собственного отца?

Пламя свечи дергается, и тень короля на стене тоже совершает резкий скачок.

– Да простит меня Господь, да, – тихо отвечает он. – И теперь на мне, как на бунтаре, узурпаторе и убийце собственного отца, висит проклятье. Я отцеубийца и цареубийца и поэтому ношу вериги в напоминание того, что должен всегда подвергать сомнению мотивы своих союзников и, затевая войну, всегда помнить о том, кто может от нее пострадать. Я покрыт грехом и никогда не смогу его искупить.

Кровать скрипнула под телом этого убийцы, устраивающегося рядом со мной.

– Может быть, вам отправиться в паломничество? – робко спрашиваю я. – И тогда папа римский мог бы даровать вам отпущение греха.

– Я очень на это надеюсь, – тихо отвечает он. – В этой стране никогда не было долгого мира, чтобы я мог уехать, но я хотел бы отправиться в крестовый поход. Я надеюсь когда-нибудь попасть в Иерусалим, и тогда душа моя наконец очистится.

– Я ничего об этом не знала.

В ответ он лишь пожимает плечами, подтягивает одеяло, чтобы оно накрывало его живот, и широко раскидывается на кровати, так, что мне остается либо свернуться в уголке, либо обвиться вокруг него.

– Твой отец тоже возглавил мятеж против короля, помазанника, – сказал он так, словно отметил что-то не особо важное. – И женился на твоей матери против ее воли и убил всех ее родственников, молодых мужчин королевской крови. Для того, чтобы занять трон и его удержать, иногда приходится делать страшные вещи.

– Нет, это неправда! – возмущенно восклицаю я. – Все, что вы сказали, – неправда! Во всяком случае, это было не так.

– Грех есть грех, – отвечает убийца и спокойно засыпает.

Утром начинается лучший день в моей жизни. По традиции шотландские короли дарят своим невестам дары наутро после свадьбы, и я направляюсь в комнаты Якова, где мы оба садимся по обе стороны от тяжелого стола, и он подписывает указы о передаче мне огромного леса и одного замка за другим, и я осознаю, что стала действительно богатой королевой. Я счастлива, и мой двор радуется за меня. Им тоже перепали дары от моего празднества. Джеймс Гамильтон, который вел переговоры о нашем союзе, станет графом Арран, этот титул создали специально для него в награду за труды и признание его родства с королем. Все мои дамы тоже получают дары, всем шотландским лордам выданы денежные награды, а некоторые из них получили титулы.

Затем король поворачивается ко мне со словами:

– До меня дошли известия о том, что вы, ваше величество, не в восторге от моей бороды. Отдаю ее тоже на вашу милость и в ваше ведение. Вот я, отдаюсь в ваши руки подобно Самсону и готов остричься во имя любви.