Три сестры мушкетера - [5]
Джип остановился, дверца его открылась, и оказалось, что он принадлежит негру в милицейской фуражке. Тот выбрался из своего вездехода, разгребая воду ногами, обутыми в рыбацкие сапоги, обошел вокруг моей машины, и, наконец, обнаружив в ней меня, спросил:
— Давно кукуешь? — и, не дожидаясь ответа, протянул руку. — Петрович.
— Костя, — сказал я.
— А, чо, Костя, у тебя папы разве нету?
— Есть.
— А как его звать?
— Ну, допустим, Тимофей Валерианович. Жив-здоров, сейчас на пенсии, если вам это интересно.
— Мне все интересно. Я свой вывод делаю — раз папа твой Тимофей, то ты — Константин Тимофеевич, понял?
— Понял, можно сказать — с детства знал. Только вот мне машину кто бы вытащил.
— Ты, Тимофеевич, не спеши. Помочь пострадавшему — святая обязанность каждого человека. Понял? Только я этой новой моды не люблю. Спросишь кого: как звать? — а тебе сразу: Костя, Вася, Петя, Жора, Эдик. Мы ж — русские люди, стало быть, должны величаться по отчеству. Понял?
Мне стало немножко не по себе. То ли это все мне чудится, то ли этот философствующий негр, явившийся из вечернего тумана в среднерусских болотцах, просто псих.
А тем временем он, со словами:
— Трос-то у тебя найдется? — бесцеремонно открыл багажник моей машины и любознательно погрузил в него свою кудрявую голову.
— Товарищ, или, как это теперь, господин милиционер, вы туда не лезьте. Трос у меня под сиденьем, а там — очень хрупкий товар. И вы, знаете ли, не очень-то… Не у себя в ментуре.
Негр совершенно не обиделся:
— Ментуру пропускаем мимо ушей, — сказал он вполне доброжелательно, но из багажника вылез. — Тем более, что она — в далеком прошлом. А я, как тебе было сказано, по отчеству — Петрович. Понял?
— А, извините, по имени?
— Абрам.
— Абрам, стало быть, Петрович?
— Люблю сообразительных. Может, и фамилией поинтересуешься? Я скрывать не буду — Ящиков. Абрам, стало быть, Петрович Ящиков. Слыхал?
— Нет.
— А зря. Меня весь район знает. У меня гостиница своя в Большом! Понял? В Москве, знаешь, Большой театр, а у нас — одноименное село. Песня еще такая есть: «Вот на пути село Большое…» Ты мне трос давай, я сейчас тебя к себе свезу. Я каждый вечер по грязи ездию, постояльцев себе собираю, понял? Народ тут вязнет, а его спасаю. Понял?
Я действительно понял, что деваться от него некуда, и дал ему трос. Он прицепил меня к своему джипу и кое-как вытащил.
Глава 5
Принадлежавшая Петровичу гостиница оказалась небольшой, но вполне приличной. Он открыл мне комнату под номером «один», вошел в нее первым, осмотрел находящуюся там кровать, сел на нее и подпрыгнул, доказывая, что мебель вполне надежная, похлопал рукой по полированной поверхности журнального столика, потом открыл дверь в ванную и с особой гордостью констатировал:
— Обе воды есть. Кто жил — не жаловался. Понял?
Я присел на кровать и понял, что страшно устал.
— Петрович, — тихо сказал я, — а машина?
— Машине, как и гостю — полный сервис, — изрек Петрович и удалился из номера.
Белая северная ночь пребывала за окном. В ее абсолютной тишине где-то очень далеко работавший телевизор в порыве жизнеутверждающего идиотизма крикнул: «Есть такая буква»! — и переключился на другой канал.
Дверь открылась, и в комнату снова вошел Петрович. Лицо его выражало сочувствие.
— Машина? — догадался я.
Петрович кивнул.
— Бензин тебе залил, движок включил, а она — ни туда, ни сюда. Что-то мы с тобой по дороге переехали, тяга-то и порвалась. Понял? — добавил он уже без привычного оптимизма.
— Понял, — грустно сказал я.
— Я же говорю — сервис полный. Утром поедешь, я отвечаю. Только надо ее разгрузить.
Мы начали перетаскивать в номер мои коробки, и Петрович снова проявил свою любознательность:
— Так, товар у тебя объемный, но легкий… Чем торгуешь-то?
— Угадай.
— А чего тут угадывать? Это… А правда, чего это?
— Ну, с трех раз…
Петрович прищурился:
— Поставишь, если скажу? А не скажу — сам поставлю.
Я кивнул.
— Памперсы?
— Холодно.
— И сухо, — добавил Петрович со вздохом. — Ладно, про памперсы это я просто так сказал, на пробу. Памперсы шуршать не могут, понял? Это — сухие супы!
Петрович был явно горд своими дедуктивными способностями.
— Чуть теплее.
Я загадочно посмотрел на Петровича.
— Теперь все продавать стали, — старательно размышлял тот, используя последний шанс. — Неужели котлеты для космонавтов?
— Все, Петрович, проиграл.
— Понял. А ведь я же прав — это пищи?
— Пищи, Петрович, пищи, только вряд ли ты их кушать станешь… Сдаешься?
— Сдаюсь, выпивка моя, — сказал он. — Но закуску ставь свою. Заодно и попробуем, смогу я ее съесть или нет.
Для эксперимента на Петровиче я решил пожертвовать парочкой консервных банок и пакетиком сухого корма. Пока мой подопытный бегал за напитками, я вытащил кошачий домик, поставил внутри его мисочку, насыпал в нее содержимое пакета, а банки расположил перед входом. Затем я достал поводок, баночку витаминов, флакон шампуня, несколько игрушек и все это красиво разместил перед домиком. Я так увлекся импровизированной презентацией, что не заметил вошедшего Петровича и даже вздрогнул от его слов.
— Кончай, парень, в куклы играть. Освобождай место для праздничного застолья.
Книга Ольги Бешлей – великолепный проводник. Для молодого читателя – в мир не вполне познанных «взрослых» ситуаций, требующих новой ответственности и пока не освоенных социальных навыков. А для читателя старше – в мир переживаний современного молодого человека. Бешлей находится между возрастами, между поколениями, каждое из которых в ее прозе получает возможность взглянуть на себя со стороны.Эта книга – не коллекция баек, а сборный роман воспитания. В котором можно расти в обе стороны: вперед, обживая взрослость, или назад, разблокируя молодость.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.
В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.