Три сестры мушкетера - [5]

Шрифт
Интервал

Джип остановился, дверца его открылась, и оказалось, что он принадлежит негру в милицейской фуражке. Тот выбрался из своего вездехода, разгребая воду ногами, обутыми в рыбацкие сапоги, обошел вокруг моей машины, и, наконец, обнаружив в ней меня, спросил:

— Давно кукуешь? — и, не дожидаясь ответа, протянул руку. — Петрович.

— Костя, — сказал я.

— А, чо, Костя, у тебя папы разве нету?

— Есть.

— А как его звать?

— Ну, допустим, Тимофей Валерианович. Жив-здоров, сейчас на пенсии, если вам это интересно.

— Мне все интересно. Я свой вывод делаю — раз папа твой Тимофей, то ты — Константин Тимофеевич, понял?

— Понял, можно сказать — с детства знал. Только вот мне машину кто бы вытащил.

— Ты, Тимофеевич, не спеши. Помочь пострадавшему — святая обязанность каждого человека. Понял? Только я этой новой моды не люблю. Спросишь кого: как звать? — а тебе сразу: Костя, Вася, Петя, Жора, Эдик. Мы ж — русские люди, стало быть, должны величаться по отчеству. Понял?

Мне стало немножко не по себе. То ли это все мне чудится, то ли этот философствующий негр, явившийся из вечернего тумана в среднерусских болотцах, просто псих.

А тем временем он, со словами:

— Трос-то у тебя найдется? — бесцеремонно открыл багажник моей машины и любознательно погрузил в него свою кудрявую голову.

— Товарищ, или, как это теперь, господин милиционер, вы туда не лезьте. Трос у меня под сиденьем, а там — очень хрупкий товар. И вы, знаете ли, не очень-то… Не у себя в ментуре.

Негр совершенно не обиделся:

— Ментуру пропускаем мимо ушей, — сказал он вполне доброжелательно, но из багажника вылез. — Тем более, что она — в далеком прошлом. А я, как тебе было сказано, по отчеству — Петрович. Понял?

— А, извините, по имени?

— Абрам.

— Абрам, стало быть, Петрович?

— Люблю сообразительных. Может, и фамилией поинтересуешься? Я скрывать не буду — Ящиков. Абрам, стало быть, Петрович Ящиков. Слыхал?

— Нет.

— А зря. Меня весь район знает. У меня гостиница своя в Большом! Понял? В Москве, знаешь, Большой театр, а у нас — одноименное село. Песня еще такая есть: «Вот на пути село Большое…» Ты мне трос давай, я сейчас тебя к себе свезу. Я каждый вечер по грязи ездию, постояльцев себе собираю, понял? Народ тут вязнет, а его спасаю. Понял?

Я действительно понял, что деваться от него некуда, и дал ему трос. Он прицепил меня к своему джипу и кое-как вытащил.

Глава 5

Принадлежавшая Петровичу гостиница оказалась небольшой, но вполне приличной. Он открыл мне комнату под номером «один», вошел в нее первым, осмотрел находящуюся там кровать, сел на нее и подпрыгнул, доказывая, что мебель вполне надежная, похлопал рукой по полированной поверхности журнального столика, потом открыл дверь в ванную и с особой гордостью констатировал:

— Обе воды есть. Кто жил — не жаловался. Понял?

Я присел на кровать и понял, что страшно устал.

— Петрович, — тихо сказал я, — а машина?

— Машине, как и гостю — полный сервис, — изрек Петрович и удалился из номера.

Белая северная ночь пребывала за окном. В ее абсолютной тишине где-то очень далеко работавший телевизор в порыве жизнеутверждающего идиотизма крикнул: «Есть такая буква»! — и переключился на другой канал.

Дверь открылась, и в комнату снова вошел Петрович. Лицо его выражало сочувствие.

— Машина? — догадался я.

Петрович кивнул.

— Бензин тебе залил, движок включил, а она — ни туда, ни сюда. Что-то мы с тобой по дороге переехали, тяга-то и порвалась. Понял? — добавил он уже без привычного оптимизма.

— Понял, — грустно сказал я.

— Я же говорю — сервис полный. Утром поедешь, я отвечаю. Только надо ее разгрузить.

Мы начали перетаскивать в номер мои коробки, и Петрович снова проявил свою любознательность:

— Так, товар у тебя объемный, но легкий… Чем торгуешь-то?

— Угадай.

— А чего тут угадывать? Это… А правда, чего это?

— Ну, с трех раз…

Петрович прищурился:

— Поставишь, если скажу? А не скажу — сам поставлю.

Я кивнул.

— Памперсы?

— Холодно.

— И сухо, — добавил Петрович со вздохом. — Ладно, про памперсы это я просто так сказал, на пробу. Памперсы шуршать не могут, понял? Это — сухие супы!

Петрович был явно горд своими дедуктивными способностями.

— Чуть теплее.

Я загадочно посмотрел на Петровича.

— Теперь все продавать стали, — старательно размышлял тот, используя последний шанс. — Неужели котлеты для космонавтов?

— Все, Петрович, проиграл.

— Понял. А ведь я же прав — это пищи?

— Пищи, Петрович, пищи, только вряд ли ты их кушать станешь… Сдаешься?

— Сдаюсь, выпивка моя, — сказал он. — Но закуску ставь свою. Заодно и попробуем, смогу я ее съесть или нет.

Для эксперимента на Петровиче я решил пожертвовать парочкой консервных банок и пакетиком сухого корма. Пока мой подопытный бегал за напитками, я вытащил кошачий домик, поставил внутри его мисочку, насыпал в нее содержимое пакета, а банки расположил перед входом. Затем я достал поводок, баночку витаминов, флакон шампуня, несколько игрушек и все это красиво разместил перед домиком. Я так увлекся импровизированной презентацией, что не заметил вошедшего Петровича и даже вздрогнул от его слов.

— Кончай, парень, в куклы играть. Освобождай место для праздничного застолья.


Рекомендуем почитать
Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!