Теперь еще иное. Бесплатная ломакинская школа есть первая до сих пор действительно русская музыкальная школа. Чтобы выполнить все свое назначение, она должна сделаться в самом деле народною: у ней есть к тому все средства. В каждом из ее концертов, конечно, каждому было всегда очень приятно видеть блестящий взвод дам и кавалеров, участвующих в хоре: все они служат доказательством сочувствия разных классов общества к важному для нас художественному делу. Но во сто раз еще было бы лучше, если бы раздвинулись густые ряды кринолинов и фраков и выступили вперед те длиннополые сюртуки и сибирки, которые за ними прячутся; если бы этих, без нужды робких и трусливых, стало все больше и больше прибывать в школе и если бы к ним прибавились теперь еще покуда не появлявшиеся в ней: швея из магазина, девочка-портниха, горничная, шляпница, одним словом, все те из трудящегося класса, которые еще недавно с такою жадностью бежали в воскресенье в общую Бесплатную школу. Кринолинам и фракам и так есть где и у кого учиться, есть где слушать музыку, где образовать понятие и умение. Этим — негде больше, для них и должна существовать. Бесплатная музыкальная школа, а их-то именно там и нет. Но в ком же, как не в них, кроется вся наша сила, вся наша надежда на будущее искусство, весь главный запас и материал нашего музыкального развития? Рано или поздно оно придет, оно поднимется. Неужели же новая, так прекрасно и счастливо начинающая школа согласится сама вырвать из венца своего самые свежие, самые могучие листья? Какие голоса, какие таланты может она вывести на свет! Какие небывалые хоры, быть может, появятся тогда и затмят даже все, что до сих пор так талантливо собрано и создано Бесплатною школою! Пусть только она перестанет быть исключительно барскою, господскою. Не много нужно стараний и хлопот, чтобы все классы общества уравновесились.
Теперь мне остается указать на значительный факт, большинством публики почти вовсе не замеченный.
В обоих концертах дирижировал оркестром, когда он исполнял оркестровые пьесы, — М. А. Балакирев. На его управление оркестром у нас, кажется, не обратили никакого внимания. Но те, кто прислушивается к музыкальному исполнению, помимо мод и признанных слав, убедились с первых звуков во втором концерте Бесплатной школы, что перед ними, с капельмейстерской палочкой в руке, человек, у которого значительное будущее и из которого выйдет в будущем — удивительнейший русский капельмейстер. В этом концерте «Хота» Глинки, одно из гениальнейших созданий русской музыки, была исполнена так, как никогда еще не исполнялась со дня своего появления на свет. Прочие исполнения, что мы до сих пор слышали, вышли бледны и незначительны против этого; кто понимает музыку Глинки, должен был признаться, что слышит «Хоту» в первый раз. Все, что в нее вложено чудной фантазии, поэзии и огня, никогда еще не выступало в звуках оркестра с тою силою и энергиею и вместе с тою нежностью и тонкими художественными чертами, как в этом концерте. С таким мастерством, так неожиданно, с такою окончательностью во всем начинается деятельность лишь немногих — самых сильных талантов.
В нынешнем посту был дан, в одной из небольших петербургских зал, концерт М. А. Балакирева. Он исполнял одни только пьесы для фортепиано. Этот концерт мы назовем — одним из единственных трех русских концертов нынешнего года, одним из тех, которые способны доказать даже самым неверующим, что есть действительно русская школа музыки и русские музыканты. Публики было очень мало: все в тот вечер спешили попасть в концерт которой-то из наших модных знаменитостей. Нужды нет! Всему придет свое время, все когда-нибудь получит свою настоящую оценку! Концерт Балакирева, пренебреженный или незнаемый большинством, был все-таки одним из концертов, которые остаются глубоко нарезанными в памяти. Чрезвычайно тонкое и разборчивое чувство в выборе исполняемых сочинений, исполнение, которого не встретишь у всегдашних фортепианных виртуозов — этой заразы и чумы музыкальной, — а только у настоящих музыкантов, способных передавать создания других потому, что они одарены истинным постижением музыки, — вот что отличило этот концерт от тех, которые приводят обыкновенно публику в необыкновенный восторг. Не здесь место говорить о М. А. Балакиреве, как музыкальном композиторе; мы не станем рассматривать теперь его сочинений, которые, конечно, скоро я неминуемо сделаются славой русской музыкальной летописи; их не было исполнено в этом концерте. Но если говорить даже об одном фортепианном исполнении, легко и по одному этому исполнению было понять, что кто — такой фортепианист, у кого такое глубокое музыкальное понимание, у кого способность так всецело погружаться в создания великих композиторов и так художественно передавать их, тот — урожденный капельмейстер. Для него, однако, бедного фортепиано слишком мало, фортепианные создания недостаточны: ему нужны все голоса оркестра, громадные его порывы и движения, все краски и силы, все величие и поэзия его.
Неужели такой музыкант, как М. А. Балакирев, не станет во главе русской оперы и оркестра, неужели ему не дана будет возможность загладить своим исполнением те обезображивания, те печальные калечения, в которых мы до сих пор слышали большинство лучших музыкальных созданий, своих и чужих? Неужели мы еще долго осуждены в операх и концертах слушать лишь то, что способны выразить в оркестре апатия, неумение и непонимание людей, вовсе не рожденных для дирижерского дела и им занимающихся только так, по нечаянности, для выгоды или по линии?
