Три рассказа - [11]
Работает в галерее и сама что-то лепит из глины. Сюда перебралась из Бостона: почти соседи. Я рассказываю о впечатлениях от здешних музеев, где Лео, едва завидев рождественское креше или Nuestra Seсora, нежно шепчет: "Baby Jesus", а я побалдел от индейско-испанской картины, где Христос говорит Смерти:
- Смерть, я твоя смерть.
Болтаем будто век знакомы, есть шанс на успех, хоть меня и смущают насмешливые взгляды невестки. Клею незнакомку ей назло. Если бы сказала заранее!
К нам подваливает мужеподобная девица, которой я по плечо, и вклинивается в разговор, прерывая его сексуальный подтекст. Я пытаюсь избавиться от третьего лишнего, пока до меня не доходит, что третий лишний здесь я, и обоеполая гигантша - трахаль приглянувшейся мне красотки. Разом протрезвев, оглядываюсь: вечеринка лесбочек, хоть бы одну универсалочку! Злюсь на невестку, что не предупредила, а она дивится, как же я сам не разобрался в гей-компании.
Очередной, полагаю, розыгрыш.
- Ты так и не ответил Лео, есть ли у тебя пенис, - ехидно напоминает она, когда я уже успел позабыть про его вопрос.
- У него нездоровый интерес к этой теме.
- Наоборот, здоровый. Он знает названия всех частей тела, включая гениталии.
- Но спрашивает про пенис, а не про живот.
- А что про живот спрашивать - он и так у тебя торчит.
- Но не так, как у тебя! - помалкиваю я.
Живот у нее растет не по дням, а по часам. Ничего не могу с собой поделать: будучи женолюбом, беременность считаю неэстетичной, живот уродством. Она и так не мелкой породы - высокая, широкостная, но с животом производит впечатление колоссальное, будто не человек, а инопланетянин неизвестно какого роду-племени. Особенно в Белой пустыне - огромная женщина, устрашающе выпятив восьмимесячное пузо, уходит в слепящие, как снег на солнце, пески и вот исчезает за холмом. Поругалась с Лео, а заодно со мной что взял его сторону в их разборке. Точнее - драке: он пихнул ее ногой в живот, она ему сдачи и требует, чтобы просил прощения. "Maybe not", - выдает Лео свою вежливую формулу отказа наотрез. То есть ни в какую. Рев уж не знаю чей. Обоюдный. "Мама осталась в Ситке", - выпаливает Лео самое для нее обидное. Я - ей: в принципе ты права, но ребенок устал в дороге, ему всего два с небольшим. Она - мне: не суйся, а сколько ему, помню и без тебя. И канула в этих проклятых белых песках с натуральной примесью гипса, оставив нас в рамаде - крыша на четырех столбах, единственное здесь укрытие от невыносимого солнца. "Ты любишь быть один, я - тоже", - ее последняя фраза. Извелся в волнениях, учитывая, что потеряться здесь, в сплошной слепящей белизне холмов, запросто и небеременной твари. Возвращаясь из снежного пекла, приметили в окружении копов сидящего на корточках щуплого мексиканца в наручниках - их вылавливают в песках, где они прячутся, перейдя нелегально границу.
Еще одно приключение на искусственном озере Пауэлл, дикая краса которого - синий металл воды на фоне краснофигурного каньона - соблазнила нас пересечь его на пароходе в непогоду.
- Туда - не обещаю, обратно - постараюсь, - пошутил капитан, а оказалось не шутка.
Пристать к открытой пристани на том берегу так и не смогли. На обратном пути ветер окреп, волны дыбились, нас мотало из стороны в сторону. Туда мы плыли, так и не доплыв, часа полтора, обратно - конца путешествию не видно. Как и уютной бухточки на нашем берегу. Палуба в воде по колено, пассажиры забрались на боковые скамейки, а кто и повыше - на выступы в стенках. Когда нам выдали спасательные жилеты - оранжевая униформа сквозь серую сетку дождя - понял: дело серьезно. Глянул на мою спутницу - на ней лица нет. От качки? От страха? Началось, охнул я про себя и помчался по уходящей из-под ног палубе к капитану "Летучего голландца". Мою громадную невестку уложили на крошечный диванчик у него в каюте. Когда часа через четыре мы, наконец, пришфартовались, капитан отдал помощнику двадцатник. У них был спор доберемся или нет.
Скорей бы уж посадить ее на самолет аляскинской авиалинии, а самому на ньюйоркский рейс!
Мой страх, что родит в пути - в том числе страх остаться наедине с этим неукротимым, каверзным, трудным ребенком ирландского норова, который даже из угла, куда был поставлен в яслях за очередную шутовскую проделку, гордо заявил: "Я просто так стою, мне здесь нравится". Моя невестка, однако, считает, что он пошел в нашу породу и ссылается на ямочку на подбородке и фиглярство.
- В Ситке его зовут "трикстером", - говорит она, когда мы мчимся из Большого Каньона в Аризоне в каньон по имени Сион в Юте (так прозвал его мормон, побывавший здесь первым из белых). - Ты хоть знаешь, кто такой Трикстер?
- Некто из индейского фольклора.
- Не фольклора, а мифологии, - уточняет невестка.
Лично я бы остерегся приравнивать клановые байки и анекдоты к египетским, греческим или иудейским мифам. Записаны они на исходе первобытной жизни, когда доисторизм здешних племен состыкнулся с американской модерностью. Не говоря уже о христианизации. Пусть архаика, но сильно подпорченная. Не мифология, а копрология, то есть фольклор ниже пояса, с сильным уклоном в скатологию и секс. Чего стоят проказы ворона, главного героя их побасенок, со своими фекалиями и гениталиями! Или тотем с медвежьей вулвой - только чрезмерно упростив, его можно свести к символу плодородия. Стараюсь, однако, избегать острых углов и в теоретический спор не вступаю, зная, что мой сын и невестка увлекаются всем индейским.
Владимир Соловьев близко знал Иосифа Бродского с ленинградских времен. Этот том – итог полувековой мемуарно-исследовательской работы, когда автором были написаны десятки статей, эссе и книг о Бродском, – выявляет пронзительно-болевой камертон его жизни и судьбы.Не триумф, а трагедия, которая достигла крещендо в поэзии. Эта юбилейно-антиюбилейная книга – к 75-летию великого трагического поэта нашей эпохи – дает исчерпывающий портрет Бродского и одновременно ключ к загадкам и тайнам его творчества.Хотя на обложке и титуле стоит имя одного ее автора, она немыслима без Елены Клепиковой – на всех этапах создания книги, а не только в главах, лично ею написанных.
Эрик Кристи. ПОЛИЦЕЙСКИЕ ПУЛИ «Я попытался представить себе страшную смерть Мартана. Сколько секунд понадобилось убийцам? Успел ли он увидеть их, сказать им что-нибудь? А может, он им угрожал? Успел ли он выхватить револьвер из кобуры? Мучился ли перед смертью?» Роберт Бруттер. НАСЛЕДСТВО ПО ЗАКАЗУ «При входе в супермаркет столпилось довольно много народу. Машинально пропустив вперети себя пожилую даму с внучкой, девушка прошла в зверь магазина. Вдруг она почувствовала, как кто-то легко прикоснулся к ее спине.
Владимир Соловьев и Елена Клепикова живут в Нью-Йорке, постоянно печатаются в ведущих американских газетах и журналах (“ Нью-Йорк Таймс“, “Дейли Ныос“, “Вашингтон Пост“ и др.) Из СССР эмигрировали в 1977 году. На Западе были изданы две написанные ими книги: “Юрий Андропов" — в 1983 году и “Борьба в Кремле" — в 1986 году, которые затем были неоднократно переизданы и переведены на многие языки. Объект авторского исследования — едва не самое таинственное место на планете. Тем не менее, некоторая “утечка информации" оттуда все-таки происходит.
Герои этой книги — Владимир Высоцкий и его современники: Окуджава, Тарковский, Шукшин, Бродский, Довлатов, Эфрос, Слуцкий, Искандер, Мориц, Евтушенко, Вознесенский. Владимир Соловьев — их младший современник — в своей новой книге создает мемуарно-аналитический портрет всего шестидесятничества как культурного, политического и исторического явления. Сам автор называет свой стиль «голографическим описанием»: многоаспектность, взгляд с разных точек зрения, сочетание научного и художественного подхода помогают создать объемный, подлинный, неоднозначный портрет любимых нами легендарных людей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда амбициозный Дональд Трамп, впрямь как черт из табакерки, выскочил на политическую сцену Америки и заявил о своих новых амбициях стать президентом США, никто всерьез не воспринял его в оном качестве – в качестве претендента на высший должностной пост на планете, а его заявку – исключительно в качестве очередной экстраваганзы миллиардера-эксцентрика.Эта актуальная аналитическая книга от инсайдеров политической жизни США дает казус Трампа и нынешнюю борьбу за Белый дом в контексте современной американской истории, явной и тайной, с ее главными фигурантами – президентами и кандидатами в президенты.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.