Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [57]

Тут же толпился, хотя и не в очень большом числе, народ: дети, старушки, несколько военных, еще прохожие. Старушки были строги и строже всех стояли — словно в карауле, Ирина Викторовна догадалась, что среди них, наверное, есть и такие, у кого сыновья пропали без вести в войну, и каждая из них думает, что Неизвестный солдат — это ее сын, это над ним горит Вечный огонь.

После того как Ирина Викторовна проводила Аркадия в армию, такие вот старички и старушки стали ей ближе, будто она что-то о них узнала, чему-то от них научилась.

Ирина Викторовна вышла из троллейбуса, обогнула ограду и тоже подошла к Огню и Могиле.

Она видела и то и другое не раз, но теперь всматривалась в прозрачную яркость и в синеву огня с особым вниманием, угадывая и как бы даже ощущая процесс сгорания, превращения одного вещества в другое.

И там, внизу, ниже Огня, ниже тяжелой могильной плиты, тоже шло по своим законам другое превращение, только невидимое глазу, — во что-то все еще превращался Неизвестный солдат, из своего мира — в другой мир.

Делегация закончила церемонию, села в машины и уехала, унося с собою сознание исполненного долга. Постояв подольше других, разошлись и старушки, а Ирина Викторовна еще долго прохаживалась около Неизвестной могилы и Вечного огня, ей хотелось их запомнить. Она уже давно ничего не запоминала отчетливо, кроме того, что касалось ее непосредственно, а от этого ей было как-то неловко теперь перед самою собой.

Грустно было и оттого, что вот она запомнит этот Огонь, может быть, даже что-то поймет и узнает, глядя в него, но рассказать ей об этом будет некому… «Жаль все-таки, — подумала она, — что Нюрок — не мужчина… Еще жаль, что мой Рыцарь — только Рыцарь, больше никто. Будь он еще кем-нибудь, он, наверное, не прошел бы мимо еще не старой женщины, а выслушал бы ее с интересом, а эта еще не старая женщина, рассказывая что-нибудь ему, и сама поняла бы — что же все-таки она увидела, вглядываясь в Вечный огонь?»

В таком настроении, реально существуя и в то же время существуя не совсем, не до конца, потому что ей некому было рассказать об Огне, некому было о нем спросить, Ирина Викторовна вернулась домой, рассеянно поужинала, что-то почитала, все ожидая чьего-то вопроса.

И действительно, уже перед самым сном этот вопрос был задан ей:

— Зачем ты смотрела в огонь? Что ты увидела?

Подумав, она должна была признаться:

— Не знаю.

— А я знаю! Пошли!

Нужно было решиться — все это было так неожиданно! Ей казалось, что все неожиданности для нее давно прошли, а тут — снова! Она задумалась. Задумалась и — решилась.

Были поля кругом и очень прозрачный воздух, а в стороне там и здесь были города. Позади них, идущих, было солнце, оно просвечивало воздух.

Ирина Викторовна прислушалась к какому-то движению, происходившему, но тоже невидимому, и не сразу, но поняла, в чем дело: они шли с востока на запад, и Земля вращалась в том же направлении. Два эти движения совпадали, вот почему идти было легко.

Наконец почувствовалось приближение такого города, который уже не должен был остаться в стороне, замерцали красные, желтые и зеленые светофоры, небо над этим городом оказалось проткнутым высокой телевизионной башней, а Земля — покрытой бетонными дорогами.

Чуть позже появились контуры огромных жилищ, жилища, выстроившись в ряды, образовали улицу — одну, другую, множество улиц, вдоль одной из них по обеим сторонам и посередине, почти примыкая друг к другу, стояли и не шевелились огромные липы, и все линии этой улицы — линии серых жилищ, линии зеленых лип, черные линии тротуаров и проезжей части, все до одной упирались в высокую темнокаменную колоннаду.

Но не было видно ни на этой улице и нигде людей — ни одного, безлюден был город со всеми своими улицами, он спал; за прозрачностью окружающей его атмосферы скрывалась ночь, может быть, только самое начало рассвета, и город, угадывая в этой прозрачности свою ночь, спал и видел какие-то сны, и не у кого было узнать имена — имена города, улиц и колоннады.

Но Ирина Викторовна узнала все эти имена, спросивши у своей памяти: город назывался Берлином, улица — Унтер-ден-Линден, колоннада — Бранденбургскими воротами.

Когда-то она ведь была здесь по командировке НИИ-9.

Теперь пришлось вспомнить и об этом.

Теперь она шла по Унтер-ден-Линден рядом со своим спутником и в сознании сурово-трагической истории этой улицы, такой жестокой и в отношении самой себя, и окружающего мира, и в то же время как бы подспудно обладающей и житейским уютом, и неповторимой в иных местах городской красотою, и непререкаемым смыслом своего дальнейшего существования. Покуда они шли — двое под липами, — липы стали чуть-чуть шелестеть, будто ожидая смены ночи, а сама ночь, не замечая этого шелеста, была по-прежнему прозрачна и тиха, словно она стояла не над Берлином, а над Рейкьявиком, и солнце не показывалось кому-либо на глаза, скрывалось где-то очень далеко и продолжало подсвечивать эту ночь своим сиянием…

Бранденбургские ворота, темно-коричневые и совсем черные, приближались с каждым шагом, замыкая на себе все уличные линии и обнажая свои осколочные шрамы.