Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [18]

«Ведь как учила тебя когда-то мама? Как ты сама учишь нынче сына Аркашку? Учишь соображать по поводу собственных поступков, а главное, по поводу собственного характера — какой ты? Добрый или злой? Покладистый или зануда? Хороший человек или несносный для всех окружающих? Его-то учишь, а сама?»

«Ты сама в этом житейском и реальном смысле совсем недостаточно интересуешься собой, особенно — дома. Какая ты есть, такая и ладно. Зато все время думаешь обо всем на свете, а потом думаешь: почему ты думаешь обо всем на свете именно так, а не как-нибудь иначе, потом — воображаешь свою жизнь с милиционерами и без. Одно воображение, а где же натура? Действительно, век такой, что ли — этот самый двадцатый? Одни только представления о жизни, а где же жизнь?»

«Ну вот, потому ты и хочешь любви — ведь любовь, настоящая-то, она же натуральна! Естественна!»

«А ты уже давно испорченная собственным воображением женщина. А главное, пришедшая по всем статьям в полную негодность для настоящей любви!»

Действительно — не дай бог кто-нибудь вдруг проник бы во все ее мысли: и смех, и грех, и страшный ералаш, и какая-то белка в колесе.

Почти бесконечно размышляла Ирина Викторовна и глядела в окно на старый тополь.

Если кто-нибудь в комнате № 475 задумывается — обязательно смотрит на тополь.

Тополь этот был единственным свидетелем и даже участником той не столь уж отдаленной жизни, которая текла здесь, когда на месте современного НИИ стояло несколько десятков небольших деревянных домиков под толевыми крышами, а вокруг были кустарники, сады и такие вот, уже в ту пору почерневшие от времени тополя, на ветвях которых сушилось белье, а под ветвями, на земле, копошились курицы с цыплятами и поросята, а то, может быть, стояли столики грубой работы, за которыми по вечерам летних и теплых дней сумерничали семьи, а по воскресеньям собирались соседи — «забить козла», почитать газетку…

От этой минувшей жизни не осталось ничего: ни садов, ни куриц, ни доминошников, ни деревянных домиков, — кругом асфальт, кругом стены и окна огромного здания НИИ-9, один этот тополь все еще тянется от земли вверх, но достает лишь до карниза третьего этажа, в то время как всего этажей — пять, да еще один подвальный; и кажется, единственно, для чего хоть немного еще нужно это очень древнее дерево — чтобы на него изредка смотреть в задумчивости. Оно уже все обсмотрено — оба ствола и все ветви, а заодно, наверное, и все обдумано; однако же Ирина Викторовна довольно часто наблюдает, как из окон напротив малознакомые лица сотрудников самых разных отделов, секторов и экспериментальных мастерских НИИ-9 задумчиво посматривают на очень нескладное дерево, по чьей-то прихоти оставленное в живых на асфальтовом дворе. По каким только поводам, наверное, не глядят на него?! Кто-то ищет оптимальное решение технической задачи, а кто-то не ладит со своим начальником и думает — как ему быть? А у кого-то ноксироновое лето — дочь или сын сдает экзамен в вуз, и, против ожидания, завалил математику либо сочинение.

А после обеденного перерыва, когда в состоянии все той же задумчивости Ирина Викторовна перехватила в институтском буфете суп с клецками и сосиски с кисленькой горчицей, а потом вернулась в свою «контору», в комнату № 475, ей позвонили из библиотеки:

— Восемь посылок с английской литературой. Помогите просмотреть и разобраться!

— Одни не можете?

— Одни не можем!

— Вот как?!

— А так: у нас над душой стоит Василий Никандрович и требует. А мы — одни не можем. Приходите. Мы без вас погибнем!

— Ну уж?!

— Уже погибли! Он тоже вас требует. Тоже, и еще как!

— Это что же такое происходит, а? — спросила она.

— Мы и сами не знаем что!

Ирина Викторовна бежала по коридорам в библиотеку, в противоположный конец НИИ-9, и думала о том, что когда люди начнут в массовом порядке летать на другие планеты, женщины гораздо лучше мужчин будут переносить выход из сферы земного притяжения в состояние невесомости и обратно, потому что они гораздо больше к этому подготовлены — к переходу из одного состояния в совершенно другое. Из состояния детства — в состояние девичества. Из состояния девичества — в состояние женщины, из состояния женщины в состояние матери. Из состояния матери — куда-то еще, неизвестно куда… «Ясно, что в космических полетах, — думала она, — будет гораздо легче. Там заранее будешь в курсе дела, что тебя ждет впереди — весомость или невесомость!

В библиотеке на загроможденном столе лежали свеженькие английские издания — много, несколько десятков, за столом сидел Василий Никандрович, раскинув над книгами руки и повторяя:

— Не подходить! Не прикасаться: опасно для жизни!

Ирина Викторовна сразу же поняла, что Никандров хочет получить эти книги сейчас же, до того, как они пройдут библиотечную обработку и встанут на полки, и тем более до того, как библиотека разошлет по отделам извещение о том, что они получены. Извещения эти рассылались каждую неделю по средам. Ею же, Ириной Викторовной, и был заведен этот порядок, причем — твердый. Она очень сердилась на библиотеку, если книги расходились по рукам под честное слово и необработанные.