Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [143]

Боковитый сделал вид, что не слышал Генералова, всей его тирады, он отступил от мальчика, поискал глазами, куда бы поставить свой «дипломат». Поставил его на сундук рядом с чемоданчиком Генералова и портфелем Камушкина и подошел к Ивану Ивановичу.

— Уж ты извини меня, Иван Иванович, дорогой, что я опоздал, извини, пожалуйста! Такая, знаешь ли, нынче нервотрепка на комбинате, такая, что и не припомню такой же… План нынче выполняем. А нынешний план — это что такое? Это когда голова идет кру́гом, а ноги бегают по кругу, а из рук все кругом валится!.. Вот так. План всегда горит. И никогда не сгорает. Значит, извини, что опоздал, никак не мог раньше… — Потом Боковитый посмотрел на Ивана Ивановича еще раз и сказал уже радостно: — Так ведь я и не опоздал к тебе, Иван Иванович, дорогой, не опоздал же, нет!..

Боковитый придвинул к себе стул, сел, вытянул далеко вперед ноги и стал вспоминать свою совместную и теперь уже давнюю работу с Иваном Ивановичем.

— Да, — сказал он, — вспомнить, так счастливое было время, молодость была, да и только. Она — да и только! И так представь, Иван Иванович, дорогой, запомнилась мне моя молодость, в период которой я работал у тебя в подчинении агентом снабжения, так запомнилось все это — даже не знаю, почему так… Я и нынче всюду подчеркиваю: вот я начал с простого агента снабжения, вот я работал в подчинении у Ивана Ивановича, вот набирался у него ума-разума и теперь уже никогда не забуду своего учителя! Никогда! И когда я прохожу мимо витрины наших ветеранов, веришь ли, я всегда останавливаюсь и внимательно смотрю на твое фото и думаю — вот человек! Вот был у нас человек на комбинате, вот у кого было поучиться работоспособности и отношению к порученному делу! И ты, Иван Иванович, дорогой, не беспокойся, я всегда буду следить, чтоб твое фото висело на витрине ветеранов! Уж я прослежу, будь уверен! Ну, как твои дела-то, Иван Иванович? Да ты, я смотрю, молодец! Совсем молодец!

— Дела-то? — откликнулся Иван Иванович. — Не дает нам жизнь своевременности, не дает нам жизнь… жизни… Собирал я вас троих моих друзей; собирал… кое-как собрал… можно было бы и начинать, а тут… краны… в кавказском доме… тут мальчик… требует… краны действительно текут в доме в кавказском… ты бы послал Генералова-то… он бы… может… и успел… обернулся бы…

— Действительно! — оглянулся Боковитый к Генералову. — Ты что стоишь-то? Зовут тебя на аварию — бросай все и беги! Авария же!

— А пакля? — спросил Генералов.

— Ну, нету у меня пакли — что ты ко мне в самом-то деле привязался? Ты привязался, он, — Боковитый показал на мальчика, — он привязался, а я хоть разорвись! Все только и знают, что привязываются и требуют. Нет чтобы найти какой-нибудь заменитель, а только требуют, и все тут! Требовать — это проще всего, а ты сам пошевели мозгами, сам изыщи, сам внеси рацпредложение!

— Я и вносил, я и вносил рацпредложение, товарищ Боковитый, на трех производственных совещаниях соцбытовки, на одном при дирекции, то есть при тебе. Ты мое рацпредложение отклонил, а теперь? Теперь идите и сами ставьте кранты в кавказском доме, а по мне — хоть всемирный потоп, мое дело маленькое, я не отвечаю. А ну-ка, требуй с него, мальчик! Ты о своих правах не забывай, требуй и все!

Мальчик снова подошел к Боковитому и не очень громко, выжидательно, как бы только в порядке предупреждения, прокричал:

— У-у-у-а-а-а-о-о-о-и-и-й!

— Вот жизнь! — сказал Боковитый. — Вот жизнь так жизнь! Иван Иванович, дорогой, может, ты скажешь мальчишке… скажи ему, пожалуйста, чтобы бежал домой. Подействуй своим авторитетом, Иван Иванович!.. А минут через пятнадцать я и Генералова к нему пришлю… Мы ведь минут пятнадцать, больше здесь не задержимся, нет? Минут пятнадцать, и освободимся, у меня нынче такой день, такой день… Ну, Иван Иванович! Дорогой!

— Да-а… — сказал Иван Иванович. — А вода-то течет… из кранов…

— Без пакли я в кавказский дом — ни ногой! — сказал Генералов. — Хватит, походил к ним без пакли, а мне собственные глаза тоже сгодятся, тоже нелишние! Да! Честное слово — одно из двух: или раз и навсегда принимайте мое рацпредложение, или ни ногой!

— Ну возьми ты, Генералов, кусок какой-нибудь веревки, ну развей ты его, вот тебе и пакля! — обернувшись к Генералову, сказал Боковитый. — Ну что за беспомощный нынче пошел народ, а? Не может пустяка сообразить! А ты, мальчик, иди домой! Быстро! Вот Иван Иванович тоже просит тебя — быстро! Должен же ты войти в положение Ивана Ивановича?!

— Это легко товарищу начальнику сказать: «Возьми кусок какой-нибудь веревки!» — возмутился Генералов. — Это какой же какой-нибудь?! Это три года назад легко было сказать, а нынче уже другое, нынче наступила ентеер и натуральной веревки — в помине на станции Ветка нет: либо она бумажная, либо нейлоновая! Из какой, товарищ начальник, прикажет ставить сальники: из бумажной? Из нейлоновой? Я точно знаю, почему вы не принимаете мое рацпредложение. Точно!

— Почему? — спросил Камушкин, который все это время вынимал из ящика карточки, прочитывал их, обдумывал и ставил обратно. — Почему? — повторил он вопрос, на минуту оторвался от своего занятия.