Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [142]

— Что значит… зря? — спросил Иван Иванович.

— Здря от начала и до самого конца — вот что это значит, — подтвердил Генералов, а Камушкин добавил:

— Это очень хороню, Иван Иванович, что ты находишься в таком положении. Будь ты в другом положении, тебе бы — вот… — И он показал рукой по горлу.

— «Не знаю, кто как вспоминает войну, а я очень даже странно: когда и где произошел тот случай, вспоминаю я, в который я обязательно и на сто процентов вероятности должен был быть убитым? Из таких случаев состоит чуть ли не вся война во время боев, но я почему-то во что бы то ни стало добиваюсь вспомнить тот самый-самый стопроцентный. И для чего мне частный случай, если война вообще была великим подвигом? И для меня и для всех — истинно великим?»

— Ну и как? — спросил Камушкин у Ивана Ивановича.

— Что — как? — не понял Иван Иванович.

— В настоящий момент ты вспоминаешь тот главный случай? А вдруг сейчас-то он и вспомнится?

— Нет, Камушкин, сейчас не вспомнится. Он мне нынче стал безразличным… Был… не был… какая разница?

— «Я раньше думал, что смешное обстоятельство должно быть веселым, но этого никак не наблюдается. Мысль подтверждения не требует».

— Ну, и слава богу! — заметил Генералов. — Пойдем дальше.

— «На лесоповале, я помню, деревья падали будто бы в сказке, будто бы с неба, а на земле на них смотреть было уже неинтересно. Может, такое восприятие, потому что жить сильно хотелось? Но т. к. в молодости я проявлял большую склонность к искусству, то этот факт тоже мог действовать на меня уже в возрасте средней зрелости, то есть на лесоповале».

Камушкин пожал плечами, а Генералов сказал:

— Ну, и слава богу! Пойдем дальше!

Неожиданно в комнату вошел кавказский мальчик. Он был высокий, стройный, признаков кавказского происхождения было в нем немного — не то узкие сапоги, не то широкий пояс или что-то еще в небрежной и пестрой одежде. Заговорил же он с сильным акцентом:

— Дальшэ? Куда-туда дальшэ? Никуда нэ дальшэ, а пойдем ко мнэ, Гэнэралов! — и угрожающе добавил: — Ну?!

Все оторопели, мальчик повторил: — Ну?! — Взял Генералова за рукав и потащил к дверям.

— Ты что? — вырвал Генералов рукав у мальчика. — Ты чего меня… ты чего меня руками?.. Касаешься? А ну, пошел отсюда!

— Пойдэм, Гэнэралов! — повторил мальчик. — Нэ пойдэшь — я трэбовать буду! Я так трэбовать буду, Гэнэралов, я так буду…

— Мальчик, — сказал Камушкин, — когда входишь в комнату, надо сначала постучать, спросить разрешения! Ты меня понял?

Мальчик смерил Камушкина презрительным взглядом и громко прокричал: «У-у-а-а-а-о-о-о-и-и-й!» — И еще топнул ногой.

Генералов провел рукой по лбу и спросил:

— Кран полетел?

— Два… — сказал мальчик и показал два пальца. — Ну, пойдэм, Гэнэралов! Быстро пойдэм! Бэгом пойдэм!

— Родители дома? — спросил Генералов.

— Два… — Мальчик снова показал два пальца.

— Мать ругается?

— Зачэм ругаэтся? Она говорит: придэшь — вцарапаэт тэбэ глаза.

— А отец? Отец что говорит? — И еще спросил Генералов: — Ругается?

— Зачэм ругаэтся? Он говорит: придэшь — сто граммов бэз звука! Два по сто — бэз звука! — Мальчик! — снова заговорил Камушкин. — Ты мне все-таки объясни: почему ты входишь в чужую комнату даже не постучавшись?

Мальчик посмотрел на Камушкина, ничего не ответил, откинулся назад и начал свое у-у-а-а-а… но до конца не докричал, сказал еще более угрожающе:

— Пошли, Гэнэралов! Я сказал: не пойдэшь — трэбовать буду…

— Ну ты пойми — нету у меня пакли, не-ту па-кли! Как я сальники буду ставить? Я вам час назад ставил неизвестно из чего, вот они и полетели оба, неизвестные. Оба!

— Два! — подтвердил мальчик. Горячий дэржит отец, холодный дэржит мать, мэня послали трэбовать! Почему нэ идэшь?! Ну? — Секунду-другую мальчик молчал, потом прокричал: У-у-у-а-а-а-о-о-о-и-и-й!

В комнату вошел Боковитый — крупный мужчина лет сорока с лишним, в пестром пиджаке, в армейских брюках, в начищенных сапогах и с «дипломатом».

— Это что же здесь происходит? — спросил он. — Объясните — что такое?!

— Вот, — сказал Генералов, — требует, а у меня пакли нету! Грамма паршивого, и того нету! Вот вы — начальник, вот и решайте промблему.

— Да-да, — пояснил Камушкин, — требует и входит в комнату, даже не постучавшись… Здесь такие обстоятельства, товарищ Боковитый, такие… а он…

— Про обстоятельства — знаю! — сказал Боковитый, внимательно посмотрев на Ивана Ивановича. — Я спрашиваю: что происходит?! Здесь?!

— А вот — всегда так… — заговорил молчавший до сих пор Иван Иванович, — если что происходит, то обязательно — неаккуратно… неаккуратно и несвоевременно… Это… всегда так… можно сказать… всю жизнь так… И откуда она только взялась — несвоевременность?

Кавказский мальчик подошел к Боковитому и сказал:

— Трэбую… И ты нэ смотри, товарищ начальник, что я малэнький!! Я трэбую!

— Ну, какой же ты маленький! Зачем кричишь-то, акселерат?!

— Я нэ кричу. Я трэбую!

— Чего? Требуешь-то?

— Пакли трэбую! — И мальчик приблизился к Боковитому и сказал: — Ну?

— Вот-вот, — сказал Генералов, — вот-вот, требуй, мальчик, требуй! Даст мне начальник пакли — пойду и поставлю кранты и даже новые, с настоящей резьбой, не даст — не пойду! И пускай они обои текут, твои кранты, холодный и горячий, и пускай затопит весь ваш дом, и пускай затопит весь поселок, и пускай — всемирный потоп, а я не пойду! Не пойду, и все. Мое дело маленькое, я за всемирный не отвечаю.