Три пункта бытия : Роман, повесть, рассказы - [117]

— Там внутри, Оська, концентрат «антипис»!

— Что-о? Что такое?

— «Антипис», тебе говорят! В сто одиннадцать раз снижает потребность пальцев что-нибудь писать…

— А-а-а. А жаль! Ван Ванович, тот сильно был доволен, когда я писал. Какие-нибудь сочинения. Про оленей, про еще кого-нибудь. Помнишь Ван Вановича, Олешка?

— Что-то не знаю!

— Ну, как же, учитель, который меня сколько зим учил. Три зимы учил!

— Я же его не видел, Оська! Никогда!

— Так я же тебе о нем говорил. Еще в тот раз, еще в тундре! На кое-что, Олешка, у тебя память вовсе не развитая!

— Напомни, пожалуйста, Осип, какие-нибудь подробности. Из того нашего разговора. Какие-нибудь детали?

— Из того из нашего?.. Тогда ты внимательный был, Олешка, вот деталь. Что я тебе говорил, ты все тогда слушал и все понимал.

По совести говоря, у профессора было еще одно желание: рассердиться. И он чистосердечно признался в этом.

— Ах, как хочется, Оська, на кого-нибудь рассердиться! Кого-нибудь серьезно обвинить в серьезных недостатках и легкомыслии. Но, если уж кого-то обвинять, так прежде всего — тебя, Оська: зачем ты меня спас тогда в тундре? Ты меня спас, и вот я не могу на тебя рассердиться, я тебя за это хвалю, считаю героем, передовым и лучшим человеком!

Солнце поднималось все выше, остров S заметно припекало, островной почвогрунт, именуемый СГМ, начал производить букетик из двух прозрачных, почти что стеклянных цветочков, очень похожих на электрические лампочки.

Море плескалось у берега, а спустя еще некоторое время появилось искусственное Существо 25х5х5 см. Вне этих габаритов Существо имело две пары треугольных биплановых крылышек и три парнокопытные ножки. Туловище Существа было членистым. Оно подлетело-подползло к нашим друзьям, приподняло кверху свою заднюю одну треть и посмотрело сначала на Дроздова, потом на Оську — именно в этой трети у Существа помещались глаза, опять-таки в количестве трех. Потом оно зевнуло — там же у него помещался и рот с двумя зубами и с одной, нижней, половинкой клюва.

Дроздов поманил Существо пальцем… Не очень охотно оно приблизилось, и Дроздов стал нанизывать на него разнообразные приборы, среди которых один — кругленький, под пломбой — привлек внимание Оськи.

— Как называется? — спросил он.

— Альфа-омега! — охотно пояснил Дроздов. — Условное название прибора для определения производительности труда ученых, принимавших участие в создании Существа. Исчисляет общую и удельную производительность, поскольку затраты труда отнесены на один килограммометр работы, производимой Существом.

— А оно работает? — удивился Оська. — В какой организации?

— Оно двигается, а это уже и есть его работа.

— А у него сердце есть? У этого животного?

— К сожалению, есть! К сожалению, Оська, наука не может отказаться от повторения и даже копирования природы! Поэтому наряду с природным сердцем наука создает искусственное, создать что-то принципиально новое она все еще не может.

— А скоро? Сможет?

— Пока что, Оська, мы можем только завидовать тем отдельным человеческим умам, в которые такая фантазия уже сегодня укладывается. Но будем надеяться! Создан же вот этот остров Эс? И теперь, правда, в принципе, но всю планету и все, что на ней существует, уже можно рассматривать только как первичное сырье для дальнейшей переработки. Это ли не новый принцип?! И не открытие?

— Как на мясорыбоконсервном комбинате?

— Приблизительно.

— Ну, вот сделаемся мы с тобой, Олешка, консервами. Далее что?

— Далее, Осип, мы будем полностью независимы от природы. Предположим, наступит новый ледниковый период, а нам это будет все равно, мы будем существовать независимо ни от чего, мы будем победителями природы в полном смысле этого слова!

— А если ошибка в производстве? — домогался Оська. — Недосмотр либо сменный мастер с похмелья совсем не тот консерв сделает?

— Очень может быть, ведь любое существование — это риск! Однако же будем надеяться! Понял — надеяться!!

— А если нечаянно какой-нибудь гнус выработается? Буду перерабатываться я, а вместо меня либо вместе со мной гнус получится, летний и даже зимний? И сколько его года за три получится? А за десять годов? Не считал, Олешка?

— За десять лет… — поправил Оську Дроздов.

— Будем надеяться, будем надеяться! — сказал врач Антонине Петровне Дроздовой, выйдя из палаты. Антонина Петровна тут и ждала его — около столика медицинской сестры. В коридоре.

— Доктор?.. — спросила она, но доктор не выслушал ее вопроса, а твердо повторил еще раз:

— Будем надеяться! — и, проведя рукой по голове Антонины Петровны, ушел в белую дверь, в палату рядом.

Теперь дежурила другая сестра, постарше той, что была в первый раз, когда «скорая» доставила Дроздова в больницу, пополнее и посолиднее. Она по-медицински улыбнулась Антонине Петровне, а потом села за столик и записала состояние больного:

Температура 37,8°.

Пульс 124.

Кровяное давление 180–130.

«Потеря сознания», — записала еще сестра, вздохнула, вынула из кармана своего халата зеркальце и посмотрелась.

Она не была молоденькой, но все равно собственное лицо серьезно интересовало ее, тем более что оно действительно было приятным — добрым и даже милым…