Три покушения на Ленина - [13]

И все же Платтен сумел занять три тысячи франков! На эти деньги он купил билеты в вагон 3-го класса и съестных припасов из расчета на десять дней. По большому счету Платтену повезло, так как вместо 60 человек, изъявивших желание ехать в Россию, 28 в последний момент отказались. На 32 человека денег хватало – и Платтен облегченно вздохнул.

И вот наступило 9 апреля 1917 года. Ромберг свое слово сдержал: в печати об отъезде группы русских политэмигрантов не было ни слова. Больше того, по требованию Платтена ранним утром он отправил в Берлин чуть ли не ультимативную телеграмму.

«Эмигранты считают, что им придется встретиться с огромными трудностями и даже судебным преследованием со стороны российского правительства по причине проезда через вражескую территорию. Поэтому им очень важно иметь право утверждать, что они не общались в Германии ни с одним немцем. Важно также, чтобы немецкая пресса не касалась этого дела до того времени, пока о нем не заговорят за границей. Следует воздерживаться от каких бы то ни было комментариев, и особенно от намеков на заинтересованность Германии, что могло бы компрометировать эмигрантов».

Казалось бы, все необходимые меры предосторожности были приняты, но каким-то странным образом об отъезде Ленина и его сторонников узнала вся русская эмиграция. Поэтому на вокзале было самое настоящее столпотворение. Одни пришли с цветами и пели революционные песни. Другие, не скрывая слез, рыдали, будто провожали друзей на верную смерть. Третьи, размахивая палками и грозя кулаками, обзывали отъезжающих изменниками, предателями и врагами России. Они колотили по вагону и готовы были выбить стекла.

Наконец поезд тронулся, и все пассажиры облегченно вздохнули.

Один лишь Платтен был по-прежнему озабочен и хмуро просматривал какие-то бумаги. Дело в том, что в последний момент по требованию германской стороны ему пришлось заставить всех пассажиров расписаться в документе под названием «Подписка участников проезда через Германию». По большому счету, эта «Подписка» бы не чем иным, как подтверждением того, что никакой защиты находящиеся в вагоне люди не имеют и что ответственность за свою дальнейшую судьбу несут они сами. Вот он, текст этого поразительного документа.

«Подтверждаю:

1. Что мне были сообщены условия, выработанные Платтеном и Германским посольством.

2. Что Платтеном моя поездка гарантирована только до Стокгольма.

3. Что я извещен о сообщении, что Временное правительство грозит отнестись к лицам, проезжающим через Германию, как к государственным изменникам».

Далее следовали подписи, причем весьма любопытные. Скажем, Владимир Ульянов подписался своим партийным псевдонимом – Ленин, и это, в принципе, естественно. А вот его жена Надежда Крупская, видимо, в первый и в последний раз в жизни тоже подписалась как Н. Ленина. Седьмой в списке идет Инесса Арманд. О ней разговор особый, и он еще впереди. Григорий Зиновьев идет под партийным псевдонимом, а вот его жена под его подлинной фамилией – Радомысльская. Григорий Бриллиант, который в партии известен как Сокольников, написал свою подлинную фамилию.

Всего в списке 30 фамилий, а ехало, как известно, 32 человека. Вне списка были Фриц Платтен и Карл Радек (Собельсон), так как первый был гражданином Швейцарии, а второй имел австрийский паспорт.

Этот список заслуживает того, чтобы рассмотреть его подробнее – уж очень по-разному сложились судьбы этих людей. У одних – благополучно, у других – трагично. Но разговор об этом – впереди.

А пока что они веселятся, поют под стук колес песни, играют в карты, незлобиво подшучивают друг над другом, что-то пьют, что-то едят… Впереди у них целая жизнь, и никто не знает, какая. Никто не знает, кто кого предаст, кто кому станет врагом, а кто будет верен до гроба. Но сегодня они вместе, сегодня они думают об одном: быстрее бы добраться до России и заняться тем, чему посвятили жизнь, – социалистической революцией, которая народы России сделает счастливыми, а страну – могучей, сильной и процветающей.

Когда пересекали швейцарско-германскую границу, произошел забавный конфуз. Таможенники, которых, видимо, не предупредили, что за люди едут в вагоне, устроили такую тщательную проверку личных вещей и багажа эмигрантов, что пассажиры не на шутку разволновались. Брезгливо копаясь в узлах, подушках и одеялах, которые революционеры везли с собой, таможенники торжествующе выуживали оттуда плитки шоколада, конфеты, мармелад и другие сладости. На робкие протесты они не обращали внимания и, злорадно усмехаясь, еще и поучали:

– Швейцарские подушки, равно как одеяла, простыни и наволочки, везите, ладно уж, не разоримся. А вот шоколад нельзя! Шоколад, конфеты, мармелад и сахар – стратегическое сырье, такое же, как, скажем, порох, свинец или бензин. По большому счету, мы должны вас оштрафовать, а то и задержать, но на первый раз, так уж и быть, ограничимся конфискацией незадекларированного товара.

И вот наконец Германия. В пограничном городке Готмадингене под парами стоял на первый взгляд обычный поезд, но на самом деле он был, без всякого преувеличения, поездом особого назначения. Политэмигрантов разместили в вагоне типа «микст», проще говоря, он был наполовину жестким, наполовину мягким. В соответствии с договоренностью, три двери были закрыты на ключ. Никаких пломб на них не было. Четвертая была не заперта, но выходить на остановках никто из пассажиров не имел права. За этим следили два немецких офицера, которые по поручению Генштаба сопровождали эмигрантов. Один из них, ротмистр фон Планиц, говорил по-русски, но когда он вышел из купе, чтобы пообщаться с кем-нибудь из пассажиров, на его пути вырос непреклонный Платтен. Он достал из кармана кусок мела, провел на полу жирную черту и, холодно сверкая глазами, заявил: