Три поколения - [238]

Игорь, как всегда, кому-нибудь подражал. Сегодня он играл под немногословного, глубокомысленного оратора. В левой руке держал трубку, правой пощипывал уморительную свою бороденку, глаза потуплены, брови нахмурены.

— Наша эмтээс дополнительно к плану должна поднять и засеять десять тысяч га целины и залежей… — сообщил он давно известные всем цифры и замолк. Казалось, сейчас он скажет что-то очень важное. — А вот бригада Ивана Мытного и вчера задержала сводку на четыре часа…

Люда не выдержала и громко сказала:

— Никак не скажешь, что умишка излишка. Молчал — на человека был похож, заговорил — унеси ты мое горе! И зачем только на трибуну вылезают такие?

Игорь постоял, нахмурился и пошел на место.

— Я кончил, — оскорбленно проговорил он на ходу.

Андрей с виду казался спокойным, но внутренне был напряжен до крайности. С момента приезда в МТС и особенно в первые дни сева капля по капле у него скопилось столько злости, что он уже не в силах был дольше носить ее в себе. «Такая весна! Дети, которые сейчас в школу бегают, потом будут завидовать нам, что не они, а мы поднимали историческую целину, а тут эдакая разболтанность!»

— Не то, не то… — шептал Андрей Ивану Анисимовичу после каждого выступления.

Шукайло не отзывался на его слова, и Андрей воспринимал это как полное согласие с ним.

Но когда главный агроном не удержался и выкрикнул: «Разменялись на мелочи!» — Шукайло сердито проворчал:

— А ты выступи по-крупному, если можешь. Мелочи-то, как худая трава, ноги оплели. Все крупное из мелочей составляется.

Это осуждение точно кнутом подстегнуло молодого агронома, и он крикнул:

— Прошу слова!

Андрей поспешно вылез из-за парты и, ощущая какую-то невесомость во всем теле, легкими, быстрыми шагами пошел по длинному классу. От волнения он заговорил запинаясь:

— Недавно в колхозе «Новый путь» на мое замечание о прорванных мешках колхозницы сказали: «У нас были и председатель и полевой бригадир и ничего не заметили. Видно, уж пригляделись». Так вот, мне кажется, что и мы ко многим, но уже не мелким, а серьезным безобразиям настолько пригляделись, что как бы уже и не замечаем их.

— Справедливо, сынок, — не удержался Беркутов, — не замечаем безобразиев разных. В нашем колхозе дыра на дыре, можно сказать, язва на язве, а мы что воскресенье, то новоселье, пьем-гуляем, ни о чем не тужим…

— Агафон Микулович, мы вам потом слово предоставим, — остановил деда Боголепов.

— Да я ничего, я только немножко поддержать хотел, — смутился старик.

— Что сорвало нам план первой пятидневки? Распущенность, расхлябанность известной части наших механизаторов и некоторых руководящих работников колхозов. — Андрей знал, что каждое сказанное им слово будут тщательно взвешивать, поэтому всячески сдерживал себя от резкостей. И все-таки не сдержался. — Начну с претензий диспетчера к тракторным отрядам — они совершенно справедливы. Ежедневные сводки необходимы: без них нельзя руководить большим хозяйством. Лошадь агроному Хруниной, товарищ Патнев, также надо выделить. Без лошади контролировать сев на таких массивах практически невозможно.

Люда победительно взглянула на покрасневшего Патнева.

— Агрономов называют организаторами борьбы за высокий урожай. А организовать — значит привести в движение все имеющиеся у нас силы и средства, использовать все резервы, поднять колхозников и рабочих эмтэзс на хорошую работу… А все ли сделано нами? Нет ли у некоторых из нас равнодушия, лени, глупости, самодурства? Есть! — воскликнул Андрей и заметил, как задвигались на скамейках. — Колхоз «Красный урожай» — один из самых отстающих в нашей зоне. Недалеко от него ушел и колхоз «Новый путь». А председатели этих артелей, товарищи Высоких и Патнев, не только не организовали вывозку минеральных удобрений со станции, а, как мне стало известно, даже отказались от них, и их удобрения забрал себе хозяйственный Лойко. Как назвать эти факты — безрукостью или глупостью?

Андрей помолчал, глядя то на Высоких, то на Патнева.

— А теперь о некоторых наших механизаторах. Три дня тому назад бригада товарища Захарова пахала без предплужников. Бригадир объяснил, что в первые весенние дни якобы трудно работать с предплужниками, но, когда агроном составил предупредительный акт, они поставили предплужники и работали отлично. Не преступное ли это самодурство, товарищи?

С нервно покашливающего, зябко ежившегося бригадира Захарова главный агроном перевел взгляд на маленького, с верткими глазками председателя колхоза «Заря» Черноозерцева.

— Председатель артели «Знамя коммунизма» товарищ Лойко, готовясь к севу подсолнуха, обеспечил себя семечками необыкновенной маслянистости: из пяти пудов — пуд масла, и предложил излишки семян вам, товарищ Черноозерцев. Вы отказались. А чем же собираетесь сеять? Агроном сообщила мне, что ваши семена и несортовые и наполовину невсхожие. Сводкой, хотите утешиться? Посеяли, мол, и с плеч долой? Что это — нерадивость, бесхозяйственность или преступление? Не могу обойти и еще одного обстоятельства, сильно помешавшего нашей первой пятидневке, — пьянства… — И снова Андрей заметил, как среди сидящих на партах людей дернулись, задвигались отдельные фигуры. — Повод у пьяниц всегда найдется. Таким поводом для некоторых, стыдно сказать, явился религиозный праздник пасха. Если не принять мер, то через два дня будет новый повод — Первое мая. А кому же неизвестно, что в сельском хозяйстве день год кормит?