Три плова - [22]
Из госпиталя Яковенко вышел в радостные для страны дни - после разгрома немцев под Москвой. Он попросился опять на фронт, но его послали в школу лейтенантов в город Муром.
Среди форсировавших
Днепр частей был и пулеметный взвод лейтенанта Яковенко. Школу в Муроме окончил он осенью, когда фашисты осаждали Сталинград. Подойдя к Волге с востока, взвод Яковенко переплыл реку на барже. Он занял оборону на южном участке близ железнодорожного моста. В те дни далека была не только Одесса. Даже Харьков и Ростов представлялись ему загнанными в глубокий немецкий тыл. Так велики были пространства, легшие между ним и линией фронта.
Но, когда Яковенко переправился через Днепр, большие расстояния стали казаться уж не такими большими. Ему нравилось перебирать в памяти названия городков и станций на пути от Киева до Одессы: Фастов, Казатин, Винница, Жмеринка… А уж Вапнярка, Слободка, Котовск и Раздельная - эти названия словно солоновато, йодисто пахли набежавшей волной, выброшенными на берег водорослями…
Под Кировоградом Яковенко подобрал в оставленном немцами окопе пачку журналов; там оказался и старый номер «Берлинер иллюстрирте цейтунг». На двух развернутых полосах был напечатан фотоочерк под названием «Вторая Одесса». Еще до того, как Яковенко разглядел заглавие, он узнал на снимках белые известняковые домики Бугаевки и Нерубайского. Они были оцеплены проволокой. У столбов стояли на карауле румынские солдаты. В центре Яковенко увидел несколько портретов. Незнакомые, но очень близкие по складу лица портовых рабочих или грузчиков. Небритые, замученные, они смотрели гордо. Автор очерка писал, что это партизаны из катакомб и что на допросе «они вели себя нагло и ничего не хотели говорить».
Яковенко скорбно потемнел, ударил ладонью по журналу.
- Живет Одесса! Наши катакомбы еще раз сыграли свою роль. Я так и полагал. Эх, попасть бы домой к юбилею!
Его взвод, как он выражался, работал на дорогах. Однако теперь он своим огнем преграждал немцам не путь к наступлению, а пути отступления. Батальон совершал обход за обходом, часто оказываясь позади немецкой линии обороны.
- Летом я буду дома, - говорил лейтенант. - Поверьте, я готов сделать судьбе уступку. Раньше я, конечно, хотел быть живым всегда, вечно, совсем никогда не умирать, а теперь порой думаю: «Дожить хотя бы до того дня, когда мы прорвемся к лиманам, увидим Лузановку, пыльную и длинную Московскую улицу, трубы «Октябрьской революции», если фашисты их не повалили, и наш Дворец культуры, если они его не сожгли!»
А весна принесла мокрые снега и слякоть, она разрушила дороги, создала на пути топкие болота. И все же наступления ома не остановила. Увлекаемый духом этого стремительного наступления, взвод Яковенко шагал по топям так, как никогда раньше не шагал посуху. Он ненадолго задерживался в немецких блиндажах, в немецких дзотах и окопах. На его пути валялось и торчало все то, что немцы приволокли на Украину, - танки, орудия, пулеметы, машины… Колонны пленных плелись к Кировограду и Знаменке. Эти места, еще недавно бывшие глубоким немецким тылом, теперь снова стали нашим глубоким тылом.
- Я мечтал - летом вернемся в Одессу, а тут исполнение желаний с превышением, - говорил Яковенко.
Он подошел к Одессе не летом, а ранней весной. Ясным холодным утром его часть вступила в рыбачью деревушку Дофиновку, в ту самую Дофиновку, которая видна в городе отовсюду. Куда ни пойдешь, перед тобой дуга бухты и на ее краю - ослепительно белая от известняка, желтая от солнца и голубая от моря и неба Дофиновка. Теперь Яковенко отсюда увидел Одессу. Лежала перед ним дорога, ведущая прямо к Лузановскому пляжу, и к Ярмарочной площади, и к заводу имени Октябрьской Революции.
«Что же я там найду?» - подумал Яковенко.
Он знал уже, что Дворец культуры сожжен и разорена его дымная и шумная прибрежная Московская улица.
- Восстановят, все сделают, как было, - сказал он. - Может, еще и лучше.
Он не сказал: «Восстановим, сделаем», так как сам-то уходил с частью дальше за Днестр. И, когда подошла наконец дата, старший лейтенант Яковенко дрался на румынской зем-ле, под Яссами. Да и юбилей-то не состоялся - еще шла война, а городу надо было дать воду, свет, надо было очистить от мин порт, наладить станки на заводах, приласкать сирот. Так комитет по празднованию второй раз не собрался на заседание. В первый раз оттого, что грянула великая беда, а во второй - оттого, что из оставшихся в живых членов комитета почти никого не было дома. Кончая с великой народной бедой, они переправлялись через Тиссу и Дунай. Воевала под Будапештом и часть капитана Яковенко.
НА ОКРАИНЕ СИМФЕРОПОЛЯ
1
Все еще голубело над головой небо, все еще виден внизу разбросавший по скалам свои белые сады, журчащий весенними водами Ай-Василь. В жизни человека, бежавшего по плато, раньше никогда так медленно, так долго не угасал день. Бежавший, как спасения, жаждал наступления ночи, но ее словно задержали на перевале. Сколько раз ни оглядывался он - по-прежнему море, мол, маяк и еще дальше - угрюмый выступ Аю-Дага.
Плохо было с сердцем. Светличный придерживал его рукой и, помня о том, что нужно глубже дышать, стремился как-нибудь добежать до леса. Еще два - три подъема - и вековые сосны скроют его от преследователей. Утешало то, что им нелегко будет его тогда догнать…
