Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [22]

В тот день, когда принесли поесть и попить, Изабелла повела ее впервые в следующую комнату: из студиолы в библиотеку. Здесь хранилось несчитанно разных книг в шкафах повсюду. На стенах были нарисованы карты, так что, пояснила ей сестра, можно было в своем воображении, не покидая этой залы, не выходя даже из палаццо в джардино, путешествовать из одного места в другое. Изабелла ей показала затем на карте места, где могли водиться такие крокодилы, как тот, что под потолком тут же был подвешен. Ох-ох, разохалась она внутри себя, взглянув на огромную зеленую шишку с хвостом, зубами и с кривыми ящурными лапами – а ведь войдя-то не заметила. Изабелла же на картах уже дальше показывала, и откуда привезли мумию, и где была родина ее арапок, и где водились птицы такие огромные по имени авесы струтьо. Объясняла, что по-гречески струтьо камелус означает горбатый воробей, то есть по-нашему страус. И яйцо ей той птицы здесь же показывала, величиной с детскую голову. Потом Изабелла ей книги демонстрировала: и свитки, и фолианты, как большие, так и крохотные. И они беседовали о большом и о малом. Так Изабелла умела от предмета, тут же под рукой находящегося, сразу скакнуть то к удаленному, а то и к обобщенному и к глазом невидимому.

– Вот, – сказала, – книга малая рядом с большой, и, на эту реальность опершись, можно генерально теперь рассуждать. Например, подумать, всегда ли малое на большое снизу вверх взирает, как, например, травинка, что растет у подножия горы. Но она же есть и часть этой горы. Или можно усилием души вообразить, как малая птица сверху вниз на гору смотрит, а такая птица уже частью горы не является.

И тому подобные хитроумности.

– Вот земля, например, есть животное большое, огромное даже, круглое, блестящее, крутится быстро, безостановочно. Наполнено всякими видами мелких животных, и у всех у них, вместе взятых, единая душа. Но среди этих животных есть одно особенное: человек. Среди всех животных одно это есть в то же время и тело, и душа, а значит, что он – целый мир. Как бы весь огромный мир, но в миниатюре. Та душа, одна на всех, что в большом мире, и та, что отдельно в каждом человеке находится, одной и той же природы. И тело человеческое составлено из тех же четырех основных элементов, из которых мир состоит: из земли и воды, из огня и воздуха. И в ту же самую сторону, вплоть до уха и волос на макушке, у человека все закручено, как у планет или у раковины. А устроено все это по модели треугольной, гармонической. Мы этот же треугольник угадываем и в музыке, и в других разных божественных, прекрасных пропорциях.

Тут Изабелла встала и пошла открывать дальний ящик. Вытащила оттуда манускрипт, показала. Говорит:

– Вот момент настал показать тебе, сестра моя Ивонна, эту рукопись отца моего, Иво Первого Великолепного. Он ее всю свою жизнь сочинял, свой досуг ей посвящал. Заключил он в ней великое знание и большие секреты. О мире и человеке, о жизни и смерти, о светилах и прочем. Для секретности своей, манускрипт этот на многих языках зашифрован. Но с помощью Бенедетто читаем мы его, а теперь вот предлагаю я тебе, сестре моей, читать его вместе с нами в тех его частях, в которых он на твоем родном вульгарном языке написан.

И раз, рукой своей, веснушками покрытой, подложила грациозно манускрипт прямо под глаза Ивонны.

– Смотри, сестра, я тебе на нужной странице открыла. Этот пассаж тебе будет особенно интересно почитать.

И в ожидании на нее уставилась. Читай мол, а я жду послушать. Хоть и знаю уже все это наизусть, а приятно мне будет послушать это чтение твоим голосом. А ей что делать? Растаяла она совсем от такой сестринской дружбы и доверия. Призналась ей тихо, что читать не умеет, что молитвы церковные зазубрила наизусть со слов капеллана, а по вульгарному только и знала, что с няней разговаривать. Едва-едва ей буквы-то показывали. А Изабелла ей:

– Ты не грусти, не печалься, сестра Ивонна, ведь дело такое совсем поправимое. Грамоте выучиться можно запросто и в короткое время. И латинской, цицероновской, и вульгарной, на которой многие уже прекрасные книги написаны. Да и греческой грамоте, на которой божественный Плато писал, вовсе научиться не сложно. Потому что все три по единому принципу задуманы, что на каждый звук одна буква приходится.

Она, Изабелла, ее враз премудрости такой с великорадостью научит, сестру свою, хоть и сводную, а драгоценную, как ее самою папенька научил. И Бенедетто поможет. Ибо Бенедетто ученый особенный, у папеньки на службе многие годы состоял, несчетно текстов для него напереводил, с одного языка на другой, и обратно, и даже с языка ибраического разные секретные книги, называются каббала.

А она ей сразу же поверила. Конечно, научит. Она осилит. Сможет. Выучится. И станет как Изабелла, светлая, беглая, легкая, веселая, ученая. Волосы распустит. Платье так подвяжет. Что под платьем расшнурует, дышать будет во все стороны. Будет сама везде ходить, где захочет. И будут они вдвоем: две сестры. Никогда больше не расстанутся. Вместе будут жить. Одна бледная, иссиняя, другая русоватая. Одна красивая лицом, имаго патера, другая – надежда его, плод адоптьо, прекрасная разумом. И постепенно сольются они и станут одним целым, одним на двоих телом, одной на двоих душой и одним на двоих пониманием мира. От этой возьмут образ физический, а от той душевный и будут так наследовать Принчипу Иво Великолепному.