Три новеллы - [34]

Окабэ распорядился принести сыру и приготовить ужин. Затем они еще добрых два часа выпивали и закусывали. Говорил главным образом Окабэ, Цугами же рассеянно слушал его и думал о предстоящем бое быков. Хозяин без умолку разглагольствовал то о своей компании, то о политике, то о религии, то о женщинах. Его откровения, когда срывались с языка, казались удивительно интересными и поучительными, но, достигнув ушей Цугами, превращались большей частью в банальные прописные истины. Наконец, Окабэ опьянел настолько, что уже едва ворочал языком. Тогда заговорил Цугами, чтобы выяснить наконец то, что так его волновало с самого начала:

— Два коку риса и ячменя — это кое-что значит. Как же вам удается получать столько зерна?

— Нет ничего проще, — воскликнул Окабэ. — Я поставляю в деревню сельскохозяйственный инвентарь. Взамен получаю соломенные мешки. А теперь представьте себе, что в каждый мешок насыпают одно сё[14] риса. Это почти незаметно для постороннего глаза. Но даже если вдруг все вскроется, можно сказать, что рис остался по недосмотру. А теперь скажите, сколько будет, если одно сё умножить на сто, двести, тысячу…

Усталость и алкоголь брали свое. У Цугами закрывались глаза. С трудом приподымая отяжелевшие веки, он глядел в окно — на улице сгущалась тьма. Стекла затуманились, и капельки воды, стекая вниз, оставляли рельефные извилистые дорожки.

— А теперь подсчитайте: моя компания вывозит инвентарь примерно в тридцать деревень каждой префектуры, в одном лишь районе Кинки с его шестью префектурами мы имеем дело со ста восемьюдесятью деревнями, а из каждой деревни мы получаем по сотне мешков. — Окабэ уже сильно захмелел, и его рука описывала в воздухе странные круг, прежде чем ему удавалось поднести стакан ко рту. Цугамк, который то погружался в туман опьянения, то выныривал оттуда, слушал расчеты Окабэ и никак не мог уяснить, кто его благодетель: крупный мошенник или мелкий жулик.

На следующий день Цугами проснулся в редакционной дежурке около восьми утра. Перекусив, он поднялся в приемную, куда к девяти должен был прийти Миура. Там у окна около большой фарфоровой жаровни сидел Омото, который обычно появлялся лишь во второй половине дня. Директор болтал с дежурившими молодыми журналистами, но, заметив Цугами, воскликнул:

— Все небо затянуто тучами, но будем надеяться, что завтра обойдется без дождя.

— Обойдется, — буркнул Цугами. — Несколько дней погода еще продержится: передали, что область низкого давления на юге начала смещаться к востоку.

Сейчас Цугами беспокоила не столько погода, сколько то, где достать сто тысяч иен, которые до двух часов надо передать Тасиро.

Еще вчера после попойки с Окабэ он пытался связаться с двумя предпринимателями, но один из них уехал в Токио, а другой ответил, что наличные появятся у него лишь через несколько дней. С самого утра перед Цугами маячило лицо Миуры. Ему казалось, что, только согласившись перепродать билеты, он сумеет достать эти проклятые сто тысяч.

Узнав о предложении Миуры, Омото, посерьезнев, сказал:

— Если погода ухудшится, Миура, наверное, не придет. Тебе следовало договориться с ним вчера.

В этих словах сквозило явное недовольство действиями Цугами.

— Нет, Миура придет, — возразил Цугами. — Он обещал быть в девять. Он не тот человек, который в течение суток может переменить свои планы.

Омото саркастически заметил:

— Учти, это прожженный делец.

И все же, как и предполагал Цугами, без пяти девять в приемной появился Миура и не мешкая приступил к делу:

— Мое мнение: на восемьдесят процентов — будет дождь, на двадцать — сохранится хорошая пошла. Я сейчас в положении канатоходца, с риском для жизни балансирующего на проволоке. И все же я делаю ставку на эти двадцать процентов. Итак, господин Цугами, что вы теперь скажете о нашем разговоре? Хотя Миура и сравнил себя с «канатоходцем, с риском для жизни балансирующим на проволоке», он нисколько не колебался, предлагая сделку. Как и накануне, он прямо глядел в глаза собеседнику и с поистине наглым спокойствием ожидал ответа. И тут случилось неожиданное.

— Давайте не будем больше об этом говорить, — послышался голос Омото. Слова эти прозвучали настолько резко, что Цугами чуть не поперхнулся. Видимо, самоуверенность Миуры подействовала на Омото, как красная тряпка на быка. «Как? Из-за этого юнца потерять шестьсот восемьдесят тысяч иен?! Ни за что!»

— Вот как? Понимаю, — улыбаясь неизвестно чему, произнес Миура и, больше не касаясь своего предложения и поговорив для приличия несколько минут о нынешних тенденциях в экономике, решительно направился к двери с видом человека, успешно закончившего важные переговоры.

Проводив Миуру, Омото, еще не остывший от охватившего его возбуждения, сказал:

— Сто тысяч иен я постараюсь раздобыть сам. К полудню принесу. — Потом вытер лицо платком и добавил: — А завтра, я уверен, будет хорошая погода и никакого дождя — попомни мои слова, Цугами.

Омото ушел и вернулся чуть позже двенадцати. Передавая Цугами сверток, он вскользь предупредил, что деньги взял у друга. Тем самым он дал понять, что вернуть их надо будет с процентами. О своей выгоде Омото не забывал.