Три королевских слова-2 - [12]

Я встала перед зеркалом и приложила платье к себе.

Вырез был довольно целомудренным, но верх платья состоял из того же потрясающего кружева, где все элементы прикасались друг к другу почти незримо. Узор, спускаясь ниже, постепенно густел, скрывая всё, что надо было скрыть, и вновь становился ажурным на подоле.

Вдруг вспомнились Гелины слова о моём новогоднем наряде: «Я б в таком за картошкой не вышла», вроде бы так она выразилась. Может, она видела когда-то подобную красоту? Глядя на эрмитанское произведение искусства, я уже была склонна с ней согласиться.

На дне выстланной бархатом коробки из-под платья лежали две изящные бутылочки, похожие на флаконы для духов. Но в одном находилась искрящаяся бело-голубая пыль, во втором — порошок тёмно-серого цвета, как будто сточили графитовый грифель.

Я задумчиво потрясла голубой флакон, пыль легко взвилась и наполнила собой всю бутылочку. Может, это наносят на волосы, чтобы они блестели? Или это действительно духи? Вытянув руку от себя, я нажала на распылитель. Из флакона выпорхнуло искрящееся облачко, некоторое время повисело в воздухе, затем померкло и исчезло. Я потянула носом… нет, ничем не пахло, это не духи. И, судя по быстрому исчезновению, не блёстки.

Распылять серую субстанцию я не рискнула.

Пожав плечами, я оставила в покое непонятные сосуды и с предвкушением, которое удивило меня саму, стала одеваться.

Бельё сидело великолепно. Тот, кто подбирал одежду по изображению (вряд ли Кайлеан Георгиевич занимался этим лично), был мастером своего дела. Я покрутилась перед зеркалом со странным ощущением, будто управляю кем-то другим. Изучив отражение, я поняла — проявившаяся женственность стала отличать меня нынешнюю от прежней. Исчезло ощущение слишком быстро вытянувшегося тела, все линии приобрели гармоничную плавность и округлость. Прошёл почти год, и я повзрослела, но поскольку возможности наблюдать за происходящими изменениями не было, законченная картина предстала передо мною внезапно, смутив и обрадовав одновременно.

…Насчёт чулок возникли некоторые сомнения. Во-первых, было непонятно, стоит ли так тщательно одеваться с утра пораньше, и, во-вторых, я никак не могла понять, за счёт чего они должны держаться — привычных широких резинок с силиконом не было, и я перерыла всё, но пояса не обнаружила.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что всё равно надо одеться как можно лучше. Вдруг снова кто-нибудь пожалует в гости. Визитёры будут, потирая руки, думать, что застанут меня как обычно, в дезабилье, а тут я — при полном параде.

Задачка с креплением чулок решилась просто. Я надела один — просто чтобы оценить, как это смотрится, и выяснилось, что чулок держится сам по себе.

It's magic, радостно думала я, натягивая второй.

Поглядывая в зеркало, я выгнулась, приняв одну прельстительную позу из глянцевого журнала.

И другую.

И третью.

И ещё одну.

Вообще-то я осознавала, что сильно напоминаю гоголевскую Оксану, которая вертелась перед зеркалом, восклицая: «Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо!» Но любой, кому пришлось долгое время носить то, что не нравится, меня бы понял.

Ещё в голове то и дело всплывала крамольная мысль, от которой приятный холодок пробегал по позвоночнику: если бы Кайлеан Георгиевич увидал меня в новом образе — в этом кружевном белье, подчёркивающем безупречность тела, да ещё в этих чулках, — он наверняка упал бы в обморок от восторга. Неоднократно. И что там ещё? А! И сложился бы в штабель. А я бы поставила на штабель ногу и сказала бы голосом Карлсона: «Малыш! Ведь я же лучше собаки!» Ну, в смысле, лучше королевства.

Кажется, я всё-таки сказала это вслух. Звук собственного голоса подействовал отрезвляюще. Я перестала воображать всякие глупости и продолжила одеваться.

Синее платье, напротив, придало мне вид сказочной принцессы, невинной и златокудрой. Мой портрет можно было смело размещать на обложке сборника детских сказок. Но знание того, что под платьем-то я совсем другая, как-то необычно будоражило душу.

Однако выявилась накладка — красота была длинновата. Немного, но при ходьбе — я прошлась по спальне туда-сюда — приходилось приподнимать подол, иначе можно было споткнуться. Будь у найденных в пакете туфель более высокие каблуки, это бы всё равно не спасло положения.

Интуитивно я чувствовала — где-то здесь подвох.

Ведь всё было абсолютно впору, да и само по себе платье сидело как влитое. Но я решила, что пока сойдёт и так, от меня не убудет, если я буду придерживать подол рукой. А потом попрошу у Кайлеана ножницы и аккуратно отрежу полосу по замысловатому контуру рисунка.

Никто и не заметит.

С этой мыслью я захватила ткань в горсть и вышла в гостиную.

Диван был пуст, покрывало грудой валялось в ногах.

Только услыхав шелест, я обернулась и обнаружила, что Кайлеан находится в углу гостиной. Там у него стоял небольшой рабочий стол.

— Доброе утро, Ваше Высочество, — сказала я Кайлеану, сидевшему за столом с неизменными бумагами и кружкой кофе.

Он ничего не ответил и только разглядывал мой новый облик. Изменившееся выражение его лица показалось мне смутно знакомым, потом я вспомнила: примерно так Кайлеан Георгиевич смотрел на борщ, после того как его распробовал.