Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь - [85]

Селита впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать от ярости…

— Ну вот! Я могу тебя больше и не увидеть. Не будь слишком жестокой по отношению к нему. Ты еще увидишь: в один прекрасный день…

Только с ней одной Флоранс говорила на такие темы. Может быть, это было своего рода завещанием? В беседах с Мари-Лу, Наташей и Франсиной она ограничивалась лишь вопросами, свидетельствующими лишь о том, что она не утратила интереса к своему заведению. Она расспрашивала их о числе посетителей, о том, до которого часа они работали, и, несомненно, сестра Леона — ее звали Алиса — сообщала ей каждый день о сумме выручки.

Наташа разговаривала со старшей медсестрой, которая жила с ней в одном доме. Она пыталась узнать, каковы результаты тестов и нашли ли у Флоранс рак матки. Медсестра не ответила прямо, но сделала неопределенный жест, сопровождаемый тяжелым вздохом.

— Как долго! — начала терять терпение Мари-Лу. — Как вы думаете, это хороший признак?

— Некоторые операции длятся по два, по три часа и даже больше, — ответила Наташа, которая обладала знаниями в разных областях. — Все зависит от того, что находят…

Старичок с коричневой от солнца лысиной высунулся из окошка на третьем этаже. Он был, как и все больные, в халате с синими полосками. Два или три раза он делал какой-то знак, обращенный к девушкам.

— Ты знаешь, кто это? — спросила Селита.

— Кажется, я его знаю, — ответила Мари-Лу. — Мне неудобно поднимать голову и разглядывать его. Давай пройдемся по аллее, и, возвращаясь, я брошу взгляд.

Пройдясь по аллее, она тоже послала приветственный знак старику с третьего этажа.

— Так кто это? — спросила Наташа.

— Ты его не знаешь, он приходил к нам до тебя. Он ведет крупную торговлю бакалейными товарами на улице Антиб вместе со своими двумя сыновьями. Оба женаты и имеют детей. У нас с ним была любовь. Я звала его дедушкой, и ему это очень нравилось.

Еще год тому назад он заходил два раза в неделю по определенным дням. Он пил только минеральную воду, так как соблюдал режим, но всегда угощал шампанским меня и Момо.

Ты и Момо не знаешь. Она вышла замуж в Марокко за кого-то, с кем познакомилась по объявлению.

Однажды вечером этот славный старик увидел, что в зал входит один из его сыновей, он бросился в служебное помещение и прятался там почти два часа. Уходил он всегда ровно в полночь, независимо от того, были уже выступления или нет, потому что это был час закрытия пивной, где он якобы сидел и играл в карты.

Они пытались таким образом отвлечься и не думать все время о том, что происходило за матовыми стеклами. Проходя мимо шестой палаты, они чуть замедляли шаг. Там молодая мать давала грудь своему ребенку.

— Если Флоранс умрет… — начала было Мари-Лу.

— Постучи по дереву! — крикнула ей Франсина.

И Селита тоже постучала по ветке дерева, которую подобрала Мари-Лу.

— Да, ты права. Не будем об этом думать…

Естественно, что они непрестанно думали об этом не только из-за жалости к Флоранс, но и потому, что под угрозой оказывался источник их существования. Предоставленный самому себе, сохранит ли Леон «Монико», а если и будет вести дело так, как сейчас, то не будет ли вынужден вскоре закрыть заведение?

Селита подозревала, что Людо с интересом следит на развитием событий и имеет определенные виды на кабаре. Он был разведен, его взрослый сын находился на военной службе. Если бы Селита, к которой он явно проявлял интерес, взялась бы половчее за дело…

Она тут же отбросила эту мысль. И не только из-за ее неуместности в момент, когда вскрывают живот Флоранс, но и потому, что понимала ее неосуществимость.

Обеспеченное и прочное положение не было для нее главной целью. Это стояло где-то на заднем плане. Дело в том, что она не хотела жить без своего мужчины, решила, что таким мужчиной является именно Леон, и не желала от него отказываться.

Один человек понял ее лучше, чем подруги и даже чем Флоранс. И, как ни странно, она с ним никогда по-настоящему не разговаривала и едва была знакома.

Речь идет о графе де Деспьер, который в последнее время часто посещал «Монико». Он усаживался всегда на одном и том же месте у стойки бара и оттуда следил за всеми со своей неизменной, раздражающей Селиту улыбкой. Она вбила себе в голову, что он приходит ради нее, ибо всегда предлагает ей с ним вместе выпить. Редкие вопросы, которые он задавал, были краткими и точно били в цель. Может быть, его держал в курсе Людо, ибо граф иногда любил поболтать с ним?

Однажды, например, он неожиданно спросил:

— Не умерла еще?

— Вы говорите о хозяйке? — уточнила она с суровым видом.

— Одной на вашем пути станет меньше, не так ли?

Она возненавидела его, но, несмотря на это, все равно подходила к нему, как только он делал ей знак.

— Как там влюбленные? Еще не дошло дело до драгоценностей?

— Нет, она слишком хитра для этого.

— Однако, как видите, она не рвется занять место у кассы.

— Откуда вы знаете?

— Я ее вижу, как вижу и вас. Для меня этого достаточно.

— Это потому, что вы такой умный, да? Так сказать, высокоразвитый мозг…

— Я в этом не так уж уверен, но я хорошо знаю женщин. А для нее хозяин «Монико» — всего лишь трамплин. Он помогает ей сделать первые шаги, которые всегда самые трудные. Она прекрасно понимает, что ей нужно сперва потренироваться, прежде чем вознестись повыше, создать вокруг себя некий ореол.