Три колымских рассказа - [9]

На Артемьева налетел какой-то запыхавшийся парень в кепке, надетой козырьком назад, и крикнул:

— Земляк! Нигде не видел нашего электрика? — И, не дожидаясь ответа, побежал дальше.

«Куда-то сбежал тот электрик. Вот гад. Скоро же металл снимать!» — с досадой подумал Николай.

Да, скоро смене снимать золото. Вон уж внизу, за колодой, разложили костерок. Николай подошел к огню, достал уголек, прикурил.

— Ну, как, горняк, — обратился он к мастеру, — план схватили?

— Какой разговор? Два дадим! — У скуластого этого парня не поймешь — правду ли говорит или шутит.

— Ну что ж! Легкого вам золота!

— Спасибо на добром слове, только мне, знаешь, легкое золото не попадалось. И ему тоже, — указал он на старика съемщика.

— Говорят, в тайге легкое золото только для дураков хранится… — насмешливо откликнулся съемщик.

— Так ведь поговорка… — попытался оправдаться Николай.

— Тот придумал, кто не мыл! Ну, Иван, нашел электрика?

К костру подошел запыхавшийся парень.

— Найдешь его!

— А что там у вас, земляки? Может, я подсоблю? — И Николай вместе с парнем пошел к головке транспортера. — А ты кто? Масленщик? Какого черта у тебя ролики пищат? Лепишься смазать? — И оба они завозились у промприбора.

Рассветало. Николай не заметил, как прошла ночь.

Горячая пора. Июль. Люди добывают золото. Нелегкое золото.

Ураган налетел под вечер. К ночи он смел с дороги пыль, снес в кюветы песок, оголил мелкие окатыши, насыпал щебенки в следы тракторных гусениц. Ветер прижимал к земле чахлую траву, трепал одинокие кусты, гнул верхушки деревьев.

За эту короткую, короче воробьиного носа, ночь непогода принесла столько рваных туч, что казалось — утро никогда не наступит. В поселке гремели крыши, свистели распорки антенны у рации. На западе, над болотами, над дальними-дальними горами шел дождь. Упали и здесь первые крупные капли. Потом хлынул косой ливень.

В общежитии у экскаваторщиков все приуныли. Какая сегодня работа! Ясно, всех бросят на паводок.

— Видно, суждено нам теперь погибнуть от потопа, — произнес Винтик, прислушиваясь и шуму воды.

Его сосед по койке, Мишаня, пустил крепкое словцо.

Николай в разговор не вступал. «Как она пойдет одна через ручей в такую погоду?» — подумалось ему.

— Зайду-ка в контору. Узнаю, что там слышно, — бросил он и, накинув брезентовый плащ, вышел в непогоду.

В конторе никого не было, кроме старика дневального. Обычно в эту пору он спал, но сегодня и ему не до сна. Дневальный обрадовался приходу Николая.

— Чую, — сказал простуженно, — даст нам сегодня Отчаянный прикурить. Ты что смолишь, машинист? «Пушку»? Угости-ка. Тебя экскаваторщики за сводкой послали? Так загляни к телефонной барышне. Она в курсе всех дел и метеусловий. Другое начальство — на полигон укатило.

В пристройке из горбыля, где помещалась «телефонная станция» (хотя коммутатор был маленький, иначе его не называли), у штепсельной доски с пятнадцатью гнездами в наушниках с микрофоном сидела Ирина. Она куталась в мужнюю меховую куртку и то клевала носом, то испуганно таращила глаза: не загорелась ли сигнальная лампочка?

Ирина тоже обрадовалась Николаю. Было кому пожаловаться, что у все не работа, а каторга: холодно, с потолка льет. И никуда не сходи, не погрейся. Сегодня всю ночь звонят. То начальство, то из района. Метеосводка плохая. Вес опасаются, что зальет полигоны. Она встала и включила «козел» — самодельную электропечку. Кусок широкой железной трубы с приваренными подставками, обмотанный серым асбестом, действительно походил на взлохмаченного козленка с широко расставленными ножками.

— Хоть чуть согреемся. И кофе я сейчас сварю. Мне мама прислала в зернах. — Она достала из тумбочки пакет. — Ну вот. А ты последи за сигналами. — И неожиданно задала вопрос, который, видимо, давно ее мучил: — А как там твоя краля поживает?

В это время в дверь постучали.

Открыв, Ирина восторженно закричала:

— Люба! Легка на помине. Я все думала, как плохо, что в коровнике нет телефона. Вчера мне из дома прислали и кофе и халву. Проходи! Сейчас угощу.

— Не могу. Спешу.

— Ты сердишься? Все с тех пор…

— Да помолчи ты, ради бога, сейчас не до этого. Я за делом пришла. У тебя дома сухое молоко есть? Или сгущенка?

— А зачем?

— Опять беда. Цыганка заболела. Я утром и кринки не надоила. К вечеру, чую, и того не будет. Другие перебьются, а вот тебе труднее…

Люба виновато глянула на Ирину. Та быстро сняла наушники и начала причитать:

— Что теперь делать? Легко сказать: «сухое». У кого детей нету, те не понимают… Он сгущенку выплевывает. А дядя Ефим что говорит? Он же колдун, все травы знает…

Но Люба только рукой махнула.

— Лечить — все-равно время надо.

— Слушай, может, ты ее за болотом пасла? Там эти голубые цветочки… сон-трава, что ли. Она ядовитая… — Люба охнула, а Ирина продолжала. — Что охать? Уж если скотина дурных цветов поела, все равно падет…

Доярка стрем глав бросилась к двери.

— Учти! Полигон заливает! — крикнула ей вдогонку Ирина и обернулась к Николаю. — Ну, а ты небось теперь и кофе не станешь ждать? Побежишь за ней?

— Да, побегу. — Николай взглянул Ирине прямо в глаза и вышел. Минуту спустя Ирина увидела из окна, как Артемьев уже шагал рядом с Любой.