Три колымских рассказа - [2]

Он шел вверх по горбатому проспекту, любовался витринами универмага, зимним садом, зеленеющим за окнами Дворца культуры.

Башенные часы на угловом доме показывали одиннадцать. Стрелки видны были еле-еле. В это время дня с моря ползет туман. Город вдруг потонул в призрачной дымке. Была она легкой, голубоватой, ее пронизывал золотой свет солнца. Опаловая — иначе не скажешь. Вот и обвиняй диктора, что говорил чересчур красиво! А ведь так красиво, так необычно все вокруг, что теряется чувство реальности. Кажется, что все, что происходит с ним сегодня, что будет завтра и дальше, уже было однажды…

Да… Было…

Артемьев вернулся в свою гостиницу. Новая, главная гостиница «Магадан». В ее вестибюле всегда многолюдно. Кто-то солидно поднимался по широкой лестнице в «люкс». Другие шли в многоместные. Сверху спускались в ресторан. То и дело хлопала входная дверь.

Несколько приезжих сидели на чемоданах близ окошка администратора, безнадежно посматривали на объявление: «Мест нет».

Администратор, старше с худым лицом, взирал на ожидающих равнодушно: один уезжает, другой ждет номера. Как же иначе? Со всей области едут. И из центра тоже.

— Скажите, — негромко спросил Артемьев, подойдя вплотную к окошку, — скажите, товарищ администратор, нет ли сейчас в гостинице кого-нибудь с участка «Отчаянный»?

— «Отчаянный»? — Старик удивленно вскинул брови. — Такого и участка-то у нас нет.

— Но я… не так давно жил там…

— Наверно, лет пятнадцать назад? Я помню, его давным-давно переименовали. Он называется…

— Это неважно! Кто-нибудь оттуда в гостинице есть?

— Да. Вам повезло. В двадцать четвертый пройдите. Заочники, они сегодня возвращаются на прииск.

Через два часа Николай вместе с заочниками (замечательные оказались ребята!) садился в автобус. До поселка, куда Артемьев направлялся по делам, сутки пути. Устроившись у окна, Николай погрузился в воспоминания. Он жадно смотрел на дорогу и ловил себя на мысли, что все пытается отделить «было» от «не было».

Весеннее утро, туман, пыльная трасса — это все было. И сопки, вся эта необъятная тайга, перевалы, маленькие поселки у дороги тоже были. А вот автобуса не было. Такого удобного, с креслами в чехлах. Тогда автобусом называли грузовик с самодельной фанерной будкой, с печуркой посредине. А эта сопка? Как он мог когда-то не увидеть, не запомнить ее? Она голая, черная и вся сверху донизу оплетена толстыми, сухими корнями, как бутыль старого вина. Необыкновенная гора! За ней теперь вырос новый поселок.

Да, из фанерного ящика с маленьким оконцем многого не раз глядел он тогда!

Без конца меняются очертания сопок. То они далекие, пологие, поросшие редким лесом, то их крутые бока вплотную приближаются к дороге. Мелькают за окном речки и малые ключики, стелются, будто подкрашенные голубым и желтым, наледи, в распадках краснеют прутья ивняка. Поселок на пути. Остановка. Трассовская столовая. Та же самая. Ничуть не изменилась.

К Николаю подсаживается один из ребят-заочников. Видно, чуть выпил на радостях. Разговорчивым стал. В гости зовет. Говорит о новой технике, о гидроэлеваторах и о драге, которую у них на участке непременно пустят к осени. Неужели Николай проедет мимо, не завернет хоть на день на «Отчаянный»? Остался же у него там кто-нибудь из знакомых?

…Знакомых? Николаю вдруг показалось, что рядом не студент-заочник, а Роман Симонов. Ведь именно здесь, в этой столовой встретились они когда-то. Николай улыбнулся, как улыбаются чему-то теплому, давнему. В самом деле, не завернуть ли? Ведь интересно, как они там живут сейчас, как добывают золото. Может же командированный потратить полдня и побывать там, где он был когда-то, встретиться со своей юностью?

Артемьев быстро пошел к автобусу за чемоданом. Чтобы попасть на «Отчаянный», нужно было пересесть в другую машину. Ее приходилось ждать.

…Лисий Нос сидел тогда вон за тем угловым столиком. Круглолицый, ладно сбитый, подвижный, он, разговаривая, все теребил и теребил свой лохматый треух. Потом весело попрощался с буфетчицей, вскочил в фанерный автобус, где уже все места были заняты, примостился в углу на запасном колесе. Мешок свой бросил возле печки. Залязгали какие-то железки.

— Во, лисий нос, слышишь, гремят? — запросто обратился он к Артемьеву, как к старому знакомому. — Разжился я кое-какими деталями. Не зря на завод мотался. Теперь живем! А ты впервой в тайгу? Закуривай, у меня мировой самосад.

Закурили.

— Я здесь уже давно. Сначала с разведчиками-геологами ходил, а теперь по основной специальности. Танкист я. Что удивляешься? Конечно, на «Отчаянном» не воюют. Но бульдозер — он для меня как танк. А ты небось с курсов?

— Да. Машинистом на экскаватор. А что это за название такое — «Отчаянный»?

— Пожалуй, расскажу, тебе, раз к нам едешь. — Бульдозерист затянулся самокруткой. — Так вот, когда мы с геологами пришли в нашу долину, увидали ручеек. Узкий такой, блестит, как крыло стрекозиное. Мелкий совсем. Такому б и имени давать не стоило. Но по левому берегу золотило. Только начали мы работу, где-то в горах загремело. Дождь хлынул. И, скажи, разлилось наше «крылышко» метров на пятьдесят. Несет на мутной воде бревна, кусты, волочит по дну камни-булыжины с голову! Один наш геолог и говорит: «Во, ребята, отчаянный!» Так и осталось за ключиком название. А у нас правило: как окрестили ручей, так и горный участок называется. А что, лисий нос, разве плохо это — «Отчаянный»?