Три карата в одни руки - [72]

Потом выступал другой председатель, из соседнего села. Он тоже говорил о зимовке скота, но без особых эмоций, а просто, деловито, терминами, так что на ум приходили не блики экспрессионистов, не победные краски студии имени Грекова, а такая, знаете, рядовая кинохроника: вот сытые коровы меланхолично потребляют сенаж, вот пульсирует теплое молоко в прозрачной трубе молокопровода, вот движется кормораздаточная тележка, а вот скирды соломы и копны сена, которых, разумеется, хватит до поздней весны и даже раннего лета.

— Среди тех, кто внес свой достойный вклад в создание запаса кормов, следует назвать товарища Миненко Павла Ивановича, который, не считаясь с усталостью и временем…

Ну, и так далее. Образ благородного труженика, искренне болеющего за производство, неутомимого энтузиаста и непревзойденного косаря дикорастущих трав, получился столь зримо выпуклым, что руководитель районной самодеятельности, ощущая похвальное стремление воспеть передовика, вписал его фамилию в блокнот.

Вписал и похолодел. Павел Иванович Миненко — это ж надо, какое совпадение! Конечно, на селе однофамильцы не редкость, но чтобы такое всестороннее подобие! Да и чисто творческая задача казалась неразрешимой. Какими художественными средствами, какими вокально-декламационными приемами можно провести разграничительную черту между такими неразличимыми антиподами?

Личная беседа с обоими председателями в перерыве совещания немногим прояснила картину.

Председатель, чьи коровы переживали великий пост, выразился так:

— Пожилой, среднего роста, взгляд всегда исподлобья, типичный куркуль. А больше об этом Миненко и сказать нечего.

Председатель, у которого и нетели сыты, и копны целы, отозвался иначе:

— Пожилой, среднего роста, лицо открытое, улыбнется как рублем подарит. Уж как я его упрашивал: перебирайся, говорю, Павел Иванович, к нам, мы тебе и дом поможем поставить…

— Это как же так? Выходит, он не ваш?

— В том-то и дело. Я, говорит, где родился, там и помирать буду.

— А где он родился?

— Так у него! — И тут, к полному изумлению предводителя частушек, благополучный председатель кивнул в сторону своего незадачливого коллеги.

Кто бы вы ни были, уважаемый читатель, вам наверняка знакомы муки творчества и жажда открытий. А потому вы с сочувствием отнесетесь к действиям районного худрука, который следующим же утром отправился в гости к Миненко, чтобы самолично убедиться в существовании центрально-черноземного Гамлета, пусть и в преклонных годах, но снедаемого страстями.

Но в натопленном, уютном доме Миненко страстями и не пахло — только снедью: парным молоком, жареной картошкой.

На вопрос, почему в своем колхозе его не жалуют, а в соседнем чтут, Павел Иванович ответил прибауткой: «Кто уволок, тот и милок». И больше распространяться не стал. Так бы и уехал худрук без разгадки, если бы в действие не вступила жена Миненко — женщина такой потрясающей словоохотливости и скорострельности, что примерно через две минуты стало ясно: историю сложных взаимоотношений одного рядового крестьянина с двумя сельскими руководителями ни в едкую частушку, ни к хвалебный хорал уместить невозможно.

В эти считанные минуты женщина успела уложить и многолетнюю работу Павла Ивановича в родном колхозе, и приход нового председателя, и уход мужа на пенсию «втихую», то есть без теплых слов; и мелкий обман при расчете за сенокос, и высокомерное отношение к советам снизу, и отказ в лошади вспахать весною огород; и то, как соседний председатель без слов дал лошадь; и как, узнав про недомогание Павла Ивановича, прислал свою машину отвезти в больницу; и про жену соседнего председателя, которая «не гребает» поучиться печь домашний хлеб; и про то, наконец, что сено, заработанное Павлом Ивановичем в соседнем колхозе на косьбе, не волоком сюда прибыло, а с уважением, на грузовике. Вошли в этот сверхстремительный монолог также размышления, которые худрук для себя определил так: доброе отношение к людям как фактор повышения производительности труда.

Конечно, женщина выражалась и пространнее, и другими словами, но тут Павел Иванович ее властно остановил:

— Уймись, Глафира! Я ж не цуцик, чтоб за ласку служить. Я человек.

«Нет, — подумал худрук, — частушки здесь явно не получатся. Но хорошо бы написать лирическую песню про обычную человеческую доброту. А для актуальности исполнить ее аккурат перед сенокосом. То-то будет у коров зимовка!..»

Анекдот из папки

Некоторые руководители предприятий, в том числе и крупных, обладают одним существенным изъяном, а именно: не знают свежих анекдотов.

Конечно, тому есть свои объяснения. Рабочая неделя директора состоит, как вы, вероятно, догадываетесь, не из пяти дней, а минимум из шести с половиной. Рабочий день директора состоит не из восьми часов, а минимум из шестнадцати. Что же касается юмора, то после шуток, постоянно преподносимых материально-техническим снабжением, директор впадает и то душевное состояние, когда искренне, хочется, чтобы волк поскорее сожрал неуловимого зайца и занялся наконец настоящим делом.

В повседневной жизни на предприятии этот изъян директора незаметен. Но рано или поздно приходит время, бьет роковой час, и директор созывает совещание руководителей служб.