Три карата в одни руки - [60]

А тут — брань. Да какая!

— Одну минутку! — извинился передо мною прораб (дело было на стройке, куда я приехал по своим журналистским делам). — Там, видать, что-то случилось. Я сейчас!

Он и впрямь вернулся через минуту и облегченно вздохнул:

— Ложная тревога. Ничего не случилось.

— Так-таки ничего?

— Абсолютно. Вера ошиблась. Ей показалось, будто монтажники плохо закрепили панель. — Уловив мой вопрошающий взгляд, прораб уточнил: — Вера — это наша крановщица.

— Наверное, она глубоко несчастный человек? — высказал я робкое предположение. — Что-нибудь по семейной линии? Муж сбежал?

— Это еще зачем? — прораб посмотрел на меня с нескрываемой неприязнью. — У Веры отличный муж, мой однокашник по техникуму. Недавно двухкомнатную квартиру получили. Да ей, если хотите знать, многие позавидуют.

— Тогда почему же она так выражается?

— Как? — недоуменно пожал плечами прораб. И тут же, вспомнив слетевшую с высоты фразу, засмеялся: — А, вы про это?.. Это она может! Ничего не скажешь, бойка на язык. Но вы не подумайте чего дурного, это она просто так. Для красного словца. Да что там? Вот я ее сейчас позову, вы сами увидите. Она вам понравится.

Вера мне понравилась. Именно поэтому я пишу данный фельетон. Фельетон не о грубости — фельетон о сквернословии. О брани просто так.

Невероятно, но факт: гнуснейшая брань, изобретенная специально для того, чтобы сделать оскорбление предельно невыносимым, как-то незаметно окрасилась в шаловливую невинность, превратившись как бы во вводные слова и междометия. Мне — да, полагаю, и каждому взрослому читателю — доводилось слышать странные диалоги. Совершенно не желая унизить друг друга, собеседники вместо «э-э…», «как бы это сказать» и «видите ли» ввертывали такие предложеньица, которые, если вдуматься в них всерьез, должны были бы заставить кровь жарко броситься к лицу, а кулаки гневно сжаться.

Но не бросается к лицу кровь, не сжимаются кулаки. Мы внимаем оскорблениям, не оскорбляясь. Мы разучились вдумываться, хотя, честное слово, умеем думать, умеем придумывать.

Каждый из нас знает людей, и не вымышленных киногероев, а людей вполне реальных. Даже в чрезвычайных обстоятельствах они умели сохранять не только полное самообладание, но и чистую, никакой мерзостью не запачканную речь.

Полагаю, никто не станет оспаривать, что не брань, а именно такое поведение — показатель истинного мужества. Та самая «мужская ругань», которой мы порою готовы дать скидку в чрезвычайных обстоятельствах, чаще свидетельствует о трусливой разболтанности, чем о лихой удали.

Может, оно и не место толковать здесь о чрезвычайных обстоятельствах? Слишком уж они различны, чтобы втискивать их в норму. Но скажите, разве это не чрезвычайное обстоятельство, если нормальный человек в нормальной обстановке не желает выразить обычную мысль обычными словами? Разве и впрямь ничего не случилось, если благополучная молодая женщина три вполне приличных слова: «Ребята, закрепите панель!» переводит на тридцать три неприличных? И разве не в наших общих интересах как минимум резко ограничить и как максимум начисто ликвидировать колдобистое поле брани?

…Кстати, о женщинах.

— Я не актриса, а крановщица, — с эдаким вызовом объяснила Вера.

— Ну и что? — спросил я, благоразумно не заостряя внимания на бытовой лексике иных актрис.

— А то, что на мужской работе и выражаться можно по-мужски!

Вообще-то, призвав на помощь профсоюзных инспекторов по труду, я мог бы доказать, что управление сегодняшним краном требует не столько мужских бицепсов, сколько женской аккуратности. Но смог бы или не смог — разве в этом дело?

Дело в том, что никаким краном не выдернуть из жизни счастливую обязанность женщин нравиться мужчинам. А всем тем, кто возразит, что, мол, и Вера все же нравится, я отвечу с полной убежденностью: выбросив из своей речи фразы-дубины, она нравилась бы гораздо больше.

Потому что даже самые очаровательные уста не очищают грязного мусора брани. Все происходит как раз наоборот.

Пусть экскаватор думает

Вот вы, уважаемый читатель, умны, проницательны и современны, а потому я хочу адресовать вам простой, но не риторический вопрос: что лучше — механизация или отсутствие таковой?

Не отвечайте с ходу. Подумайте. Учтите напряженный баланс трудовых ресурсов. Отдайте должное социально-экономическому аспекту, связанному с ликвидацией тяжелых и малопрестижных работ. Вспомните о благах научно-технической революции. Прикиньте, в какое просвещенное время мы живем. Не упустите из виду, что человечество развивалось от лопаты к экскаватору, а не наоборот.

А пока вы будете думать, вспоминать и прикидывать, я расскажу вам вот какой рядовой эпизод, происшедший недавно в одном солидном индустриальном центре.

Там канаву рыли. Ну, знаете, такую рядовую щель в почве. Глубина — метр, ширина — полтора шага, а длина во весь двор, только на пару метров короче. Для новой ветки водопровода.

Ну, значит, пришел, как водится, экскаватор, вырыл эту канаву и ушел. Стали в ней играть ребятишки, бездомная кошка благополучно вывела котят, местные обитатели вначале куда-то жаловались, а потом привыкли, легко перешагивая через канаву даже в кромешной тьме. И, лишь провожая гостей поздним вечером, предупреждали нездешних: «Здесь осторожно, канава!»