Три карата в одни руки - [28]
Как только цель вторично была достигнута, милиционеры бросились к распоясавшемуся подозреваемому и не без труда оттащили его от плачущего понятого.
— Вы не правы! — убежденно сказал Лису офицер Олейников.
— Абсолютно не правы! — подтвердил офицер Заховаи. — Если вы немедленно не осознаете свою ошибку, возможны неприятности.
Лис подумал и признал, что малость погорячился. Его отпустили. А дальше все шло тихо. Усадив в «скорую» совершенно не пригодного теперь для исполнения гражданского долга пенсионера, работники линейного отдела внутренних дел приступили к обыску, который дал уже известные нам результаты.
Ну, а теперь, полагаю, самое время приступить к началу детектива. «То есть как?! — воскликнет читатель, взращенный на захватывающей многосерийности. — А разве обыск, нападение, расхитительство — это еще не детектив?»
Уверяю вас, нет! Какие уж тут тайны, что тут распутывать? Дело было, напомню, ярким солнечным днем, на глазах у четырех авторитетных блюстителей, мотивы обеих сторон были предельно ясны и не поддавались противоречивым толкованиям, поскольку открытое нападение на понятого, ставшего, пусть временно, представителем власти, уж никак не могло пройти по разряду милой соседской свары.
Короче, криминальная часть никаких секретов не содержала. Что же касается нашего детектива, то он целиком и полностью проходил по канцелярской части. И начался три дня спустя, когда Иван Саввич, запасшись справкой о телесных повреждениях и памятуя совет искусивших его милиционеров, отправился в народный суд.
Уже первая встреча с судьей С. Шиндяком произвела на потерпевшего неизгладимое впечатление. Тот оказался убежденным сторонником той мудрости, что худой мир лучше доброй ссоры.
— Подрались с соседом? — участливо спросил он. — Нехорошо, ох, нехорошо! Пенсионер, пожилой, уважаемый человек, а задору, как у юноши.
— Да ведь это не я… — оправдывался Иван Саввич. — Это меня.
— Я, меня, — какая разница? С соседями надо жить в мире и дружбе. В общем, так: дела этого мы так не оставим. Мы передадим его на товарищеский суд в сельсовет. Согласны?
— Нет.
— Экий вы необщительный. Ладно, давайте уговоримся: вы еще подумаете, и я еще подумаю.
Неделю спустя пенсионер, подумав, вновь явился в суд. Снова С. Шиндяк превозносил преимущества товарищеского суда, цитируя инструкции и публицистические произведения. Так повторялось пять раз подряд, а на шестой в кабинете судьи уже сидел сам Ф. П. Лис.
— Друзья! — сказал С. Шиндяк. — Забудьте прошлое. Улыбнитесь друг другу.
Лис весело улыбнулся. У Белова улыбка не получилась.
— Протяните друг другу руки, — скомандовал судья.
Лис охотно протянул. Белов опасливо отпрянул.
— Ну, что, забыли прошлое? — спросил судья.
— Забыл, — ответил Лис.
— Не могу, — ответил Белов.
— Тогда идите и подумайте, — закончил встречу С. Шиндяк.
У выхода из суда Лис, не снимая маскировочной улыбки с лица, пробормотал:
— Будешь кочевряжиться, старый хрыч, я тебе еще не так врежу. Уразумел?
На восьмой раз (а это, напомним, восемь ранних вставаний, шестнадцать поездок в переполненном автобусе, восемь томительных ожиданий в приемной, восемь горьких разочарований) судья сказал:
— Ваше дело я передал в товарищеский суд села Чернышовка. А я, извините, уезжаю в отпуск.
И уехал. А пенсионер поехал в сельский Совет выпрашивать свои документы с тем, чтобы отнести их председателю народного суда. С трудом, но выпросил. Председатель посмотрел и строго сказал:
— Если вам не нравится наше решение направить дело в товарищеский суд, можете его обжаловать в суд областной.
А в областном сказали:
— Раз уж вы настаиваете, так и быть: возвратим дело в суд районный.
Только вы не подумайте, читатель, будто все так быстро — тут сказали, там сказали. Между «тут» и «там» тянулись долгие недели, наполненные хождениями, сидениями, мытарствами и сомнениями. Наполненные угрожающими репликами Лиса папы и красноречивыми взглядами Лиса сына, который хоть и получил два года, по, по молодости лет, условно.
А суд передал дело в райотдел внутренних дел.
А райотдел — в районную прокуратуру.
А районная прокуратура завела на Ф. Лиса уголовное дело. По ничего еще расследовать не успела, папка абсолютно пуста, потому что прошло всего две недели. Разве можно за такой краткий срок изучить такое сложное дело, случившееся средь бела дня и на глазах у четырех офицеров милиции?..
То есть с момента происшествия минуло уже, конечно, не две недели, а полгода. Но штука в том, что каждое ведомство исчисляет свой срок с момента поступления бумажки. И каждое, кстати, имеет свой взгляд на виновника события.
— Недопустимую медлительность проявили работники линейной милиции Олейников, Захован, Пономарь и Синько, — сообщил помощник прокурора Полтавского района. — Как толь-ко мне удастся установить их номера телефонов, дело стремительно продвинется вперед.
Я подумал, что простой набор двух цифр «09» помог бы помощнику резко ускорить расследование. Но воздержался от совета, опасаясь обвинений в некомпетентности.
— Мы не имели права составлять протокол, поскольку нанесение побоев имело место на территории, обслуживаемой райотделом милиции, а не нами, — объяснил возглавлявший обыск Заховай. — Если бы Лис осмелился хоть пальцем тронуть Ивана Саввича где-нибудь на рельсах или даже на перроне, мы бы его немедленно привлекли.
Из Москвы течет антиукраинская желчь, часто ничем не объяснимая. Что тому причиной? Банковская ли непрозрачность Газпрома и «Роснефти»? Личный интерес Путина к углеводородам? Сталинский бред советской школьной истории, где все извращено донельзя? Бездарность путинских спецслужб, которые и врут как-то уныло, по-советски? Сосед по деревне, где я живу, выпив, сокрушается: «Эх, просрали мы нашу Украину!» Если не сердить его возражениями, а расспрашивать легонько, по шерсти, то выясняется, что на «нашей Украине» ни друзей, ни поместий у него не было и нет.
Сборник «Четыре миллиона» (1906) составили рассказы, посвященные Нью-Йорку. Его название объяснялось в кратком предисловии к первому изданию, где О. Генри сообщал, что по переписи населения в Нью-Йорке насчитывалось на тот момент четыре миллиона жителей. Данный рассказ впервые опубликован в 1905 г. Идею рассказа О. Генри впервые изложил американскому писателю Ирвину Коббу, просматривая меню в нью-йоркском кафе.
«... Сборник рассказов, эссе и философских размышлений озаглавленных как «Ж.И.Р. / Женщина Ищущая Рациональность» - это не только первая книга прозы Мадины Мусиной, но и первый многостраничный манифест казахстанского и центральноазиатского панк-рэпа. В этом букете из разных цветов и трав, в равной степени представлены как ярость панк-рока, так и речитативная ясность и крутизна хип-хопа. Если читать ее тексты медленно, а потом закрыть глаза, то можно почувствовать разные нюансы - ритмы хрущевки, разговоры Петрарки с Тупаком Шакуром, татарский акцент бабаки, дефлорацию архаических предсталений, ночное журчание Малой Алматинки, настойчивый аромат шашлычки, пьяный джаз-рок ночных тусичей, рождественский перезвон бутылок водки "Йошкин кот", и, конечно же, Ее имманентную экстраваганцу, Дух ее времени, Ее джанги-бузургизм, ее Искренность, Новую Казахскую Искренность...» Тимур Нусимбеков.
Ещё со школьной скамьи мечтала Елизавета Кукушкина о мире – во всем мире!.. Но это так, на всякий случай она мечтала – если не дай бог спросят старшие товарищи; а на самом деле хотелось ей только одного – любви, и побольше. Три раза замуж выскочить успела – пока мечтала, да только любви от того не прибавилось, женихи все не путевые ей доставались. И вот однажды как в песне – напилась она пьяной, вскинула руки к небу, да попросила для себя жениха путевого. Да так оно и случилось… Владимир Васильевич Крылов автор из Петербурга.
Сборник В. Котенко состоит из сатирических повестей и рассказов. Под меткий огонь сатирика попадают такие негативные явления, как ловкачество, очковтирательство, подхалимство, нарушение трудовой дисциплины, всевозможные проявления мещанской психологии. Читателя увлечет эта смешная и остроумная книга талантливого сатирика.