Три истории об Алекзандре - [20]

Я вытащил оба кругляша и потряс ими у него под носом.

— Не в медальонах дело, — вздохнул я, засовывая их за ворот. — В памяти. Без памяти не знал, как удержать в себе зверя. Не надо меня бояться. А за Юлиуса мне стыдно. Жаль, совсем молодой был. Простите меня, братья.

Монахи загалдели в один голос, но я понял, зла на меня не держат. Гийом прервал наш долгий разговор, рассудив, что его можно продолжить утром, а теперь пора бы всем разойтись. У братьев был тяжелый день: вылавливали ведьму, что повадилась молодых парней в болото уводить. Жители окрестных деревень воем выли от ее коварства.

— Насовсем вернулся или как? — Бартоломео поднял с пола суму и потащил ее в мою келью. Собрав оружие, я двинулся следом.

— Или как, — эхом повторил я.

— Мы думали, тебя волки загрызли, — монах открыл дверь тяжелым ключом. В келье пахло травами, в свете свечи тускло поблескивали склянки. — Тяжко нам без тебя, такого умельца как ты трудно найти. Остался бы, а?

— Не могу. Мои родные в плену, их вызволить надо.

— Опять, значит, на столицу пойдешь?

— Откуда знаешь, что я в столицу шел?

— Так настоятель Гийом туда брата Гонзало посылал. Он тихо разузнал, что король неведомо откуда тысячи семейств перевез, и они заняли всю столицу, вытеснив прежних жителей. Поговаривают, что они все оборотни. А еще говорят, что мутно у них. Злые все, чуть-что драки, волнения. Столица стала на тлеющий костер похожа. Только брось палку, опять огнем зайдется. А ты кто для них?

— Я, скорее всего, и есть та самая палка.

— Ой, брат, не зря тогда на твой отряд напали. Ждали тебя. Не к бою готовились, а наверняка убить.

— Я никогда не спрашивал, что стало с моим отрядом?

— Порубили всех. Мы их там же и похоронили.

— А девушка? — Алекзандр затаил дыхание.

— Эта та, что на одной стреле с тобой висела? Эльфийка?

— Она фейри.

— Она последняя оставалась, кого в общую могилу положить собирались. Молодой Юлиус никак не решался, время тянул. Не мог поверить, что такая красота в земле гнить будет. Он в твой плащ ее завернуть хотел, чтобы лицо ее в грязи не испачкалось, когда засыпать будем. Потянулся рукой, чтобы глаза закрыть, а она моргнула. И опять словно мертвая. Мы не поверили, говорим, что ему, должно быть, показалось, а он упорствует. А тут ты помирать решил, дышал через раз. Мы ушли, а Юлиус с эльфийкой к колдунье отправился. Погрузил на лошадь и пошел через болото. Не тащить же женщину в мужской монастырь. Он сказывал, что ведьма сомневалась, выживет ли девка.

— Где живет колдунья?

— Я и имя-то не спрашивал. У нас почитай в каждой деревне колдунья живет. Пока худое не сделает, ее деревенские терпят. Завтра у братьев поспрашиваем. Юлиус с Гонзало дружил, глядишь, что вспомнит.

Я не мог уснуть. Ариэль где-то рядом! Если бы мог, сейчас бы разбудил Гонзало. Но помня, какие измученные братья приходят после боевого похода, устыдился своей торопливости. Нужно ждать рассвета.

Промаявшись, я все-таки забылся тревожным сном.

Проснувшись утром и увидев балочный потолок, по которому ползли тени, отбрасываемые гнущимися от ветра деревьями, на мгновение решил, что мое путешествие в Шезгарт — причудливый сон, а я по-прежнему монах. Зашуршала от поворота головы подушка, набитая соломой, по ноге прошелся стылым дыханием сквозняк. Каменные полы обожгли ступни холодом. Все ощущения были привычны, и душа заныла от того, что скоро я покину ставший родным монастырь и пойду навстречу судьбе. На мгновение мне захотелось остаться за каменными стенами, отрешиться от того, что ждет меня вне обители.

Гонзало я нашел у колодца. Он крутил ручку ворота, и цепь ровными кольцами наматывалась на деревянный вал. Показавшееся из темноты ведро влажно блестело, вода искрилась чистотой.

— Ты так и не попробовал нашу водицу, — сказал монах, переливая ее в глиняный кувшин. — Это не речная, которую отстаивали сутками, чтобы не нахлебаться тины.

— Брат, — я схватился за другую ручку пузатого кувшина, помогая Гонзало донести его до трапезной, — Ты не знаешь, куда отвез Юлиус девушку, что была пробита стрелой вместе со мной?

— Эльфийка, что ли?

— Фейри. Она фейри. И зовут ее Ариэль.

— Красивое имя, — похвалил Гонзало, большим черпаком помешав кашу, в которую только что добавил воды. — Юлиус говорил, что пробирался через болото, а когда в монастырь возвращался, ему пришлось сделать крюк. Ночью через болото не пройти. Или темень такая стоит, хоть глаз выколи, или мавки огни разжигают, путников в топь заманивая.

— Я никогда не слышал о мавках.

— То то и оно. Если бы Юлиус не упомянул о них, в жизни бы не догадался, о каком болоте он говорил. А так, в наших краях только одно болото носит название Мавкино счастье.

— Странное название.

— Не, не странное. Очень даже подходящее. Кто утопнет в нем, счастье мавкам доставит, они потом долго на поверхности не появляются. А коли засветилось болото огнями, считай, мавки заскучали. Юлиус потому кругаля дал, что на болоте к ночи светло как днем сделалось. И испытал он большое искушение через топь домой вернуться. Он даже смех женский слышал. Если бы не девственником оказался, точно не утерпел бы, до того голоса чистые и приятные у этих тварей болотных оказались.