Три грустных тигра - [65]
И мне вспомнилась Алиса в Стране чудес, и я поделился с Бустрофеноменальным, а он принялся выдавать, одаривать: Алиса в Степи небес, Алиса в Стане повес, Актриса в Стоне словес, Словеса, Словоблуд, Словоблудие, Словобоязнь, Словоговорение, Словоизвержение, Словоизлияние, Словоизменение, Словолитие, Словообилие, Словообразование, Словоохотливость, Словопрение, Словотворение, Чудотворение, Чудодействие, чудодей, чудовище, чудо-юдо и чудесница и кудесница и наездница, и начал напевать, вынужденно (врожденно) танцуя от моего Фа, конефно, и Алисы в Стене и Марти и Розовых башмачков, такую песню в самом что ни на есть тропическом ритме:
АХ НЕТ, это не то, это надо было слышать, его надо слышать, как он читает свои «Urchania Darii»:
И не раньше, не позже, а в этом самом месяце по улице мимо столовки прошел Рохелито Кастресино, и мы взялись перепевать имена всех наших знакомых на разные лады, это такая секретная игра — пока не подвалил официчел или как его там и не встрял в церемонию, и Бустрофедон приветствовал его своим, как он говорит, говорил, бедняга, намасте, только не ладонями, а тыльными сторонами, вот так:
и мы стали заказывать.
Бустрофасоль, сказал Бустрофедон собственной персоной, С белым рисом, попытался вставить я, но он сказал, Бустрофиле, Бустрофедончай, сказал Бустрофедон, Бустрофрикасе, сказал Бустрофиолетовый фазан, говорил только он и все время смотрел на официанта в упор (упершись), лоб в лоб, глаза в глаза, в оба, даже сидя он был выше официанта и великодушно слегка ссутулился, а когда мы расправились с ужином, он заказал десерт на всех. Всеподзыватель. Бустрофлан, сказал он и добавил, Бустрофеко, и тут я наконец быстренько вклинился и сказал, Три кофе, но, стараясь держаться повежливее, ляпнул не Пожалуйста, а Пожалуйся или Пожуйлиста, не помню, и совсем не помню, как мы выбрались оттуда живыми и никто не обвинил нас в терроризме за оглушительные взрывы, разрывы смога, смеха, и когда принесли кофе, даже раньше, и мы выпили и расплатились и покинули реставрацию, то уж распевали Вариации Квистризини (copyright, Boustrophedon Inc) Кофейной кантаты, сочиненной Бустроффенбахом:
и я задавал ритм, подражал, доказывал, что человек восходит к обезьяне, шимпанзировал Эрибо, отщелкивал в такт мелодии (то есть мне так казалось: когда я пьяный, у меня прорезывается чувство ритма) пальцами, ложкой и стаканом, а потом, на улице — ладонями и кончиками пальцев, языком и иногда пятками. Эх, эх, ЭХ! Как же мы жгли той ночью, черт, той Ночью Черта, на славу, Бустрофедон выдумывал самые путаные, свободные и простые скороговорки вроде Тридцать три корабля лавировали, лавировали, да не вылавировали, и всякие «кулинархранилуки», например, этот, такой старый, такой классный, такой вечный, классика, Аргентина манит негра, и тут же на спор с Рине придумал еще три: Мир и Рим; Город уснул-то от лун судорог; Ага! Напор велел: Европа нага! простые, да не легкие, наполовину кубинские, наполовину экзотические или полностью экзотические для третьего равно(м)удаленного лица, и я удивился, потому что Рине давал три подсказки (две подножки, сказал Бустрофедон, правая и левая, одесную и ошую): Гавана и испанский флаг (почему? да потому, что мы гуляли по Центральному парку между двумя центрами — Галисийским и Астурийским), и мимо прошла мулатка, и нашлась еще одна подножка (Б. сказал, получилось четвероногое: Гну или Ну или Ню), наша извечная тема, Звезда, разумеется, и он сбустрофабриковал о ней анаграмму (которую тут же и превратил в «гарна-маму»): Чудо-дива Ночь, и если загнать ее в темницу, сделать змеей, пожирающей собственный хвост, кольцом, получался волшебный круг, а в нем зашифрована и расшифрована целая жизнь, стоило только начать читать с любого из трех слов — колесо Фортуны: дива, ива, но, ан, ночь, чу, чудо, до, уд, удод, и все сначала, пока не закатится на самый Чердак Мироздания и оттуда не поведает свою историю нам (слышащим Душу Вещей), а еще она идеально и материально подходила Звезде, потому что это слово-колесо, фраза, анаграмма из девяти букв и девяти слов:
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.