— Нет. Совсем нет! Вы просто очаровательны!
— Вы тоже такой… консервативный?.. — Лукавая колдунья опустила загоревшийся было взор и опять вцепилась в поводья обеими руками. — Вы отдыхаете один, потому что не хотите брать на себя никаких обязательств?
— Нет. Отнюдь.
— У вас кто-то есть? — Быстрый короткий взгляд из-под опустившихся ресниц.
Бен чуть не рассмеялся — этим взглядом она выдала себя с головой! Ага! А он-то еще сомневался, нравится ли он ей? Ого! Еще как! Плутовка действительно заманивает в шелковые сети, но, кажется, совершенно бессознательно. Ух, какая игривая ведьмочка сидит в этой американской девственнице! Ах, какой лакомый кусочек! Но — осторожно, только бы не спугнуть ее, только бы она продолжала оставаться самой собой — пикантной и робкой в то же время!.. Она спросила, свободен ли я? Вот так вопрос — попал в самое яблочко! Свободен ли я от моей Индиры? Нет, видимо, до сих пор не свободен, если до сих пор у меня никого нет. Ай да доктор, умеет задавать вопросы… Но есть ли у меня кто-то?
Бен открыто посмотрел в смущенно потупленные глазки и просто ответил:
— Нет.
— Нет?.. — Еще один быстрый, как стрела, взгляд — но уже открытый, радостный. И глаза заблистали радостным, шальным огоньком. Глупенькая! Надо рассказать ей все…
— Нет!.. Никого нет. Семь лет назад я по собственной глупости потерял жену и ребенка, и с тех пор… Словом, я знаю, что такое ответственность… — Бен отвернулся, всматриваясь в далекие горы через переплетение эвкалиптовых ветвей, и охнувшая, насторожившаяся Джуди увидела только белобрысый коротко стриженный затылок. Мягкий голос дрогнул, напряженно зазвенел, но продолжил: — Мы жили в Индии, высоко в горах, в Гималаях, я много работал там, снимая фильм про тибетских монахов, живущих в Дарамсале. Моя жена, индианка, должна была родить, и она, не желая отрывать меня от работы, не захотела спуститься в город. Она говорила: «Карма! Судьба!» Она подразумевала — если судьба будет благосклонна, значит, она благополучно родит и в горах, а если нет — никакие городские врачи не помогут. Вот так. — Бен повернулся, и Джуди увидела скорбные складки, искривившие лицо, и глаза — пронзительные, колючие и влажные, словно полурастаявшие льдинки. — Я, дурак, не настаивал… Короче… Ребенок застрял поперек живота, и мы ничего не смогли сделать, и местная повитуха тоже… С тех пор я один. И с тех пор я не езжу в Индию.
— О, я так сожалею!.. Вам не надо корить себя, вы были тогда так молоды и неопытны… — Расстроившаяся Джуди порывисто нагнулась к нему, чтобы погладить напрягшуюся руку, и, не удержав равновесия, вдруг стремительно заскользила вниз, с крутого гнедого бока, под лоснящийся живот, под стремительно взбрыкнувшие острые копыта. Каким-то неосознанным движением она еще успела выдернуть правую ногу из правого стремени, но левая щиколотка застряла в другом стремени как в капкане. Боль, острая до такой степени, что слезы сами брызнули из глаз, пронзила все тело, и, ничего не соображающая от боли Джуди изо всех сил вцепилась руками в спасительные железные клешни, чудом выхватившие ее прямо из-под бьющих безжалостных копыт перепугавшейся лошади. Из последних сил цепляясь за чужие крепкие руки, девушка не дала себе упасть на землю и уже даже каким-то образом умудрилась подтянуться обратно в седло, когда лошадь, повинуясь зычному окрику, наконец-то остановилась.
Ее тошнило и выворачивало наизнанку, голова кружилась, тело раздирала острая боль, левой лодыжки, казалось, не было вовсе. Ничего не понимая от ужаса и острой боли, она дала чьим-то крепким рукам снять себя с лошадиного крупа, уложить на теплую, покрытую сухими листьями землю и подложить под голову скатанную в валик куртку. Те же умелые руки ловко и осторожно сняли с левой, несуществующей ноги кроссовку, и сразу же жгучая боль ушла из тела и сосредоточилась в ступне — вывернутой, искореженной, опухающей на глазах. Головокружение и тошнота отступили. Слезы сами бежали из глаз — от боли, унижения и собственной идиотской беспомощности. Через пару минут, восстановив прерывающееся дыхание, поверженная доктор смогла опереться на руки и сесть, глубоко вздохнуть и, хлюпая красным бесформенным носом, посмотреть на неузнаваемую ногу. Господи, за что?!
Тут же голубые глаза, показавшиеся глубокими и черными под насупившимися бровями, оказались совсем близко, и решительный голос негромко и твердо произнес:
— Не волнуйтесь, все обошлось. Это просто вывих. Я попытаюсь вправить его.
И, бестрепетно просунув сильные руки под спину и круглую попку, Бен поудобнее прислонил девушку к белесому стволу могучего эвкалипта.
Вывих! Голеностопа! Какой ужас!.. Чувствуя себя беспомощной идиоткой, она, кряхтя, потянулась к вздувшейся, потерявшей форму лодыжке, чтобы ощупать и рассмотреть искалеченный сустав, но наткнулась на широкие плечи, заслонившие белый свет:
— Не надо! Лежите спокойно. Я уже осмотрел сустав. Не бойтесь, все будет хорошо. — Удлиненное сухое лицо с яркими блестящими глазами вдруг оказалось совсем рядом, так, что Джуди машинально отстранилась и уперлась головой в широкий ствол — отодвигаться дальше было некуда. Как же быть?
