Три года в тылу врага - [28]
— Я и сам умею, — ответил Зарубин и, отведя руку Ефима, пошел вперед.
Короткий взмах — и граната глухо ударяется в окованные железом двери. Сверкает пламя, раздается оглушительный взрыв.
Теперь немцы поняли, что живым им не уйти, и через проломленные двери открыли пулеметный огонь. За толстым простенком стоял уже Ефим Зонов.
— Ничего, была бы дыра. А граната туда проскочит. Он одну за другой метнул в темнеющее отверстие две трофейные гранаты.
Пулемет смолк.
Зарубин метнулся к двери, но его зацепил за пиджак Зонов.
— Дурак, куда лезешь? Они, может, хитрят. — И еще забросил в дверь противотанковую гранату. — Теперь вошли.
Нащупав узкую лестницу, партизаны двинулись по ней. Небольшая узкая дверь вела в первый этаж. Здесь было пусто. Но с верхнего этажа немцы продолжали стрелять.
Гранат у Зоноза и Зарубина уже не было.
Зарубин пополз по лестнице, следом за ним Зонов. Судя по стрельбе, пулеметов было два и стояли они по углам.
— Бери правого, я — левого, — шепнул Зарубин и вскинул автомат. На фоне окна Зонов увидел две полураздетых фигуры, прильнувших к пулемету. Он не спеша навел автомат на окно, немного опустил его и дал короткую очередь. Гитлеровцы как-то неуклюже отпрянули от пулемета и, изгибаясь, рухнули на пол.
Только теперь партизаны поняли, как они устали и как напряжены у них нервы. Оба подошли к окну.
Автомашины уже догорали. Около них, утомленные ночным налетом, расхаживали партизаны, подтаскивая сюда трофейное оружие. Взвалив на плечи пулеметы и коробки с лентами, туда же пошли и Зонов с Зарубиным.
Начало светать. Отряды Объедкова и Тараканова не стали задерживаться в Гористой и потянулись к условленному месту сбора. Сюда же вернулся отряд Маркушина и Садовникова, разгромивший в ту же ночь немецкий гарнизон в Хвершовке.
Около небольшого костра сидели Ефимов, Маркушин и Садовников. Перед ними лежала карта. Григорий Иванович что-то усердно доказывал командиру отряда Маркушину. Я подошел ближе.
— Пойми, Алексей Петрович, немцы уже знают о разгроме в этих деревнях и через пять-шесть часов пошлют сюда новый батальон, а то и больше. Другой вопрос — откуда они его снимут. Мое предположение — из Красного Луга через деревни Огурово и Скрипливку: там у них большие силы… Мы должны схитрить. Будем ждать их не здесь, а перехватим на марше.
— Что предлагаете? — спросил его Садовников.
— Не догадываешься?
— Знаю, что меня или Алексея Петровича пошлешь на перехват гитлеровцев, но куда — не пойму.
— Сейчас поймешь. Смотри на карту, Алексей Петрович, тебе идти. Здесь около Огурово показан лес. Но его нет — немцы в прошлом году весь вырубили. Чуть левее — мелкий сосняк. Вот там тебе и засада. Растяни людей так, чтобы охватить всю поляну.
— Людей не хватит.
— Дам роту Романова и пулеметов побольше. Гранат возьмите по три на каждого.
— Когда выходить?
— Через три часа. Пусть люди пару часов поспят.
Взошло солнце. Оно поднималось на небо не спеша. Вместе с ним появились и самолеты-разведчики. Они по нескольку раз проносились над нами, потом улетели к Хвершовке, где несколько партизан для обмана летчиков разожгли небольшие костры. Вскоре оттуда послышались разрывы бомб, и спустя несколько минут над нами пролетело звено «юнкерсов».
— Теперь понятно? — сказал Ефимов, Маркушину.
— Понял: немцы думают, что наша стоянка еще там.
— Вот именно. Поэтому твой отряд они и не думают встретить у Огурово. Только, смотри, не демаскируй себя, пусть все лежат тихо.
— Не впервой, знают, что делать, — заверил Маркушин.
Шли только лесом. В вещевых мешках лежали лишь патроны да по нескольку сухарей. За два часа прошли четырнадцать километров и сразу же замаскировались в молодом сосняке. Сосняк тянулся вдоль дороги метров на семьсот.
Фашистскую колонну заметили во второй половине дня. Она двигалась ускоренным маршем, над ней поднимались густые облака пыли. Впереди ехали мотоциклисты. За ними, ощетинившись пулеметами, катили три бронетранспортера. Столько же их следовало позади колонны. В центре этого эскорта ехали тридцать грузовиков, полные солдат.
Колонна все ближе и ближе. Вот из-за пригорка показались мотоциклисты. Они немного задержались и, увидев, что леса нет, снова двинулись вперед. Вслед за ними перевалили через пригорок остальные машины.
Вот перед партизанами замелькали сидящие в грузовиках и вездеходах гитлеровские солдаты. Из-под веток сосен хорошо были видны их лица.
— Непрошенные гости приехали, — с издевкой сказал пулеметчик Николай Мальчевский. И не выдержал. Пулеметная очередь резанула по грузовику, он сразу же ткнулся в канаву. На него наскочила вторая машина, а водитель третьей от неожиданности свернул в кювет, и она опрокинулась. В лесную тишину сразу же ворвались разрывы гранат, автоматные и пулеметные очереди.
Бронетранспортеры пытались развернуться и скрыться за пригорком. Но выскочившие из перелеска Семен Марков и Федор Зарубин успели бросить под машины гранаты, а затем стали поливать пехоту из «ручников».
Виктор Смирнов заметил, что из пробитого бака автомашины хлещет на землю бензин. Подобрав немецкую пилотку, Виктор поджег ее и бросил в лужу бензина. Пламя охватило автомашину, перекинулось на остальные грузовики. Начали рваться патроны, гранаты. Немцы уже лежали в кюветах по ту сторону дороги и вели огонь. Теперь они бросились бежать. Преследовать их не стали.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.