Три года революции и гражданской войны на Кубани - [47]

Сын полтавского мещанина Симон Петлюра – председатель киевской Земской управы и «Голова Сшлки Земств», успел уже побывать при новом режиме в тюрьме, скоро, впрочем, выпущенный, демонстративно подчеркивает неприятие мира после войны.

В социалистически-радикальных кругах установился взгляд, что настоящее обезличение Украины является результатом непопулярности гетманской реакции.

Лично я познакомился с Петлюрой несколько позже на вечернем собрании, где делался доклад вновь назначенным послом в Болгарию молодым Шульгиным. В перерыве у меня с Петлюрой произошел недолгий интересный разговор. Несомненно, человек с большим самомнением. Павло Христюк, книга которого здесь не однажды цитирована, дал очень нелестный отзыв о деятельности Петлюры в должности генерального секретаря «вiйскових справ»… сумел «зробити тiлько одно: повернути цю велику справу в трагикомiчний фарс з бучними парадами», разноцветными шлыками на казацких шапках… проивзодилась лишь «бутафорна украiнизацiя армii», а когда пришло время пустить в дело украинскую армию, то ее не было. (См.: Там же. С. 120.)

На том же собрании ко мне пристал подозрительный субъект, предлагавший свои услуги, чтобы ближе познакомиться с Петлюрой и переговорить с ним по какому-то очень важному делу. Этот субъект приходил потом ко мне в гостиницу и рассказывал «под большим секретом», что на Украине работает мощная конспиративная организация в пользу «союзников», располагает значительными средствами и что в ней работает Петлюра.

Я попросил, чтобы этот тип больше ко мне не приходил.

Но на Украине, действительно, начались вскоре выступления крестьян против немцев, когда последние в силу договора с гетманским правительством, приступили к заготовке зерна в деревнях. Все это совпадало с рассказами подозрительного субъекта.

Немцы подавляли сопротивление, не щадя мужицкой крови. Петлюра, конечно, должен был отдавать себе отчет, к чему может привести игра в союзническую ориентацию на крестьянской спине… за тридевять земель от союзников.

И еще была одна гримаса тогдашней украинской действительности.

Около нас еще вертелся какой-то сомнительный субъект ниже среднего роста Этот был ориентации Василия Вышиванного[38] и показался близким к монастырским кругам. Почему-то К. А. Бескровный посоветовал мне пойти в Лавру и познакомиться с живущим там епископом Василием. Большого роста, непомерно тучный, с хохляцкой повадкой речи. Не однажды в разговоре повторял:

– Я дуже-дуже божаю кубаньски спiвы…

Как я понял, это был заранее припасенный кандидат на кубанскую епископскую кафедру. Пришлось грубо оборвать беседу с владыкой и поспешить расстаться с ним. Бескровному я после закатил большой выговор, что так небрежно относится к моему времени.

За нами ухаживали в украинском обществе. Между прочим, присылали почетные билеты в театр.

Был круг украинских сценических деятелей, пытавшихся создать в Киеве свой театр, подобный Московскому художественному театру. Мне пришлось быть на представлении пьесы Винниченко: «Бiлий Biдмедь та Черна Пантера». Недурно, но далеко до театра Станиславского.

А в другом театре, которому покровительствовала жена министра Дорошенко, культивировалось старое «классическое» украинское театральное искусство с героическими пьесами, с шумными батальными картинами, с призывами «до пометы» и пр.

Оборотной стороной театральной медали являлись украинские художественные «кабарэ». Одно из них помещалось в том же здании, где и новый «художественный» театр. Здесь жестоко осмеивали весь маскарад спешной украинизации гетманского периода:

…Пiд небом вiльной Украiни

Дэ сало, кавуни та динi…

Глава XXV

В Киев раньше нас прибыла «зимовал станица» (посольство) донского атамана генерала Краснова. Возглавлял ее очень почтенный генерал А. В. Черячукин, а главным возбудителем ее энергии был генерал Свечин. Мы побывали у них, они – у нас. Они нас угостили завтраком, мы – их.

Мы, кубанцы, несмотря на весь разнобой наших ориентаций, в основном строении нашей власти – «скромные демократы». По нашим «временным правилам высших органов управления» вся власть принадлежит раде и избранному ею правительству. У донцов – полномочный войсковой атаман пишет письма «другу и брату» гетману Скоропадскому и стремится к установлению непосредственных сношений с императором Вильгельмом. Как раз во время нашего житья в Киеве Краснов выступил с декларацией о независимости Всевеликого войска Донского со всеми вытекающими из этого последствиями.

Его киевские дипломаты учли реальную украинскую ситуацию и, в противоположность нашей тактике, обращались за разрешением реальных вопросов своей миссии непосредственно к немецким военным властям или дипломатам. Гетман и его правительство воспринимались лишь как декорации. Доброжелательство генерала Свечина в отношении нас простиралось до того, что он нам внушал ту же тактику:

– Зачем зря терять время и трепать нервы? Лучше обратить свою энергию по прямым артериям к пульсирующим центрам украинской жизни…

В это время из Новочеркасска пришло письмо от Быча о переговорах с атаманом Красновым: о срочном установлении «действенного политического и экономического объединения» Кубани с Доном, о котором говорилось на раде в станице Мечетинской. Теперь Быч писал: