Три этажа - [3]

Так уж мы устроены. Пока у тебя не родится вторая дочка, ты не способен по достоинству оценить первую. Только благодаря Яэль мы поняли, до чего необычная девочка наша Офри. Какая спокойная. Какая сдержанная. Воспитательницы и учителя в один голос говорили нам, что она очень взрослая для своего возраста. Но лишь с появлением Яэль и всех связанных с ней проблем мы поняли, что все они имели в виду.

Я сейчас скажу тебе кое-что, что тебе не понравится, но мне все равно: в каком-то смысле нам было бы легче, если бы то, что случилось, случилось бы с Яэль. С ней все просто: когда ей грустно, она плачет, когда что-то не по ней – ложится на пол и вопит. Офри никогда не орет. Она переваривает информацию. Обдумывает ее. Взвешивает про себя все за и против. Ты понятия не имеешь, что творится у нее в душе. Иногда после долгого размышления она роняет несколько точных слов. А потом снова погружается в себя и свои мысли, точно фиксируя все, что происходит вокруг. Девочка-радар, точно тебе говорю. Еще совсем маленькой она предчувствовала наши с Айелет стычки, по тому, как менялась энергетика в комнате, вставала между нами и говорила: «Папа, не ссорьтесь».

Она первая поняла, что с Германом что-то неладно. Еще до Рут. В один прекрасный день она вернулась от них и сказала:

– Герман сломался.

Что значит: сломался? Он все забывает. Что – все? Куда положил свои очки, где выход в сад, как его зовут.

– Может, он играет с тобой, Офрики? Может, это просто игра?

– Нет, папа, он сломался.

Несколько дней спустя они вечером постучались к нам в дверь. Оба. Герман направился прямо к Офри, попросил его чмокнуть, а потом опустился на четвереньки, чтобы покатать ее на спине по гостиной. Рут вручила Айелет тарелку с ломтиками своего мраморного пирога и спросила, можно ли воспользоваться нашим факсом. Они время от времени пользовались нашим факсом или просили Айелет помочь им со стареньким компьютером, который у них то и дело зависал. А мы просили у них молока. Или яиц. Или лука. У нас ведь здесь не то что у вас там, в Тель-Авиве, нет магазинов, открытых круглые сутки, и, если у тебя вышла томатная паста для шакшуки, значит, не будет и шакшуки. Иногда и у них вдруг кончались масло или сахар. Хотя не так часто, как у нас. Не сказать чтобы между нами установился равноценный обмен, но мы об этом никогда не задумывались. Наоборот. Говорили себе, что в этом-то и прелесть. Делимся по-соседски, как в былые времена, когда люди еще не были такими материалистами. Мало того: в последние несколько лет, стоило нам задуматься о переезде в квартиру побольше, чтобы у девочек было по своей комнате, а у Айелет – нормальный рабочий кабинет, один из нас обязательно возражал: как же мы без Германа и Рут? На этом все и кончалось.

Так вот, в тот день Рут пришла отправить факс, но не направилась прямиком к рабочему уголку, а остановилась на пороге. Ее волосы, обычно схваченные в конский хвост, были взлохмачены. Она запустила в них пальцы и тихо сказала:

– С Германом что-то творится. Что-то странное. Вчера возвращаюсь с работы, а он бродит по улице и спрашивает у прохожих, где он живет.

Айелет предложила ей присесть и выпить. Рут вздохнула и опустилась в кресло. Герман продолжал скакать с Офри по гостиной. Я взял Яэль на руки, чтобы Айелет могла приготовить Рут кофе с молоком.

Рут сказала:

– Плохо, что он целыми днями сидит один дома.

– Да, – согласилась Айелет. – Это с ума можно сойти, весь день в четырех стенах.

– Точно, – подтвердил я. – По себе знаю. Пока работал на фрилансе, не знал уже, куда деваться.

– Что же мне делать? – спросила Рут. – Я не могу бросить преподавание, на одну его пенсию мы не проживем.

– Скажите, пожалуйста, – спросил я, – а мы вам, случайно, денег не задолжали?

Тем временем Герман уселся на диван и стал подбрасывать Офри на коленях, напевая: «Хоп-хоп, райтер» – это у йеков популярная детская потешка, что-то вроде «Ехали мы, ехали». Она вскрикивала от удовольствия. А я подумал, что она для таких забав, пожалуй, великовата.

Великовата, чтобы сидеть у него на коленях и чтобы он держал ее за попу.

– Оставьте эти глупости, – сказала Рут. – Заплатите, когда сможете. Для Германа ваша девочка – источник радости. А это сейчас самое главное.

Айелет сказала:

– Пейте кофе!

Рут сделала глоток и продолжила:

– Он был самым красивым парнем в кибуце. Эти глаза! Серо-голубые. Как у кота. И уже израильский загар. Я была новенькая. Прямо с парохода. Когда тамошние заметили, что я глаз с него не свожу, меня предупредили: он меняет девушек как перчатки. И интересует его в девушках только одно.

Но мне было до лампочки, что говорят про Германа. Я думала: «Это потому, что он еще не знаком со мной!»

– И вы оказались правы? – улыбнулась Айелет. Рут очень серьезно посмотрела на Германа и Офри и сказала:

– И да, и нет. – Она помолчала, отхлебнула кофе и снова провела по волосам своими длинными пальцами пианистки.

Айелет сказала:

– Если понадобится помощь, мы тут, рядом.

– Правда, не стесняйтесь, – добавил я.

– Спасибо вам, – сказала Рут. – Вы на самом деле прекрасные соседи.

Ночью я сказал Айелет:

– Все, хватит. Больше нельзя оставлять Офри одну с Германом.