Три дня в Шадизаре - [9]

— Так тебе повезло. У коня весь бок вспорот.

Примерно минуту они осматривались и прислушивались. Под кронами посветлело настолько, что зловещему сгустку тьмы притаиться уже было негде.

— Ты слышишь? Птицы поют, — сказал тихо Сит.

— Утро. Потому и поют.

— Нет, — покачал головой монах, — за те дни, что я ловил гхуула, я не слышал птиц. Ни одной. Не понимаю.

— Вероятно, раньше боялись чего‑то. Теперь не боятся. Странно, ведь гхуула мы не прикончили.

Монах некоторое время стоял в задумчивости. Затем медленно двинулся в сторону деревни.

— Ладно, идём. Нам обоим стоит отдохнуть перед новой охотой, да и ребра болят…

Некоторое время они шли молча. Внезапно Даркл остановился, повертел головой, принюхался.

— Слушай, ты говоришь, что не слышал птиц. Они не пели, так как кого‑то боялись. Предположим, гхуула. Получается, они не пели несколько лет? Чушь!

— Чушь, — согласился Сит, — да и гхуул не мог вот так вдруг взять да исчезнуть.

— Значит, на нас напал не гхуул. Это раз. Ты удивляешься, почему гхуул на тебя не нападал? Кажется, я знаю. Идём‑ка сюда.

Монах пошёл вслед за северянином в чащу. Через минуту они оказались на поляне, посреди которого высилось многовековое дерево. И на этом дереве находился гхуул.

Минуту спустя молчание нарушил Сит:

— Как ты нашёл…

— По запаху. Он здесь висит по меньшей мере неделю.

— Да, не хотел бы я так умирать, — поёжился монах.

Гхуул висел, перекинутый через ветку, изломанный и истерзанный кем‑то, куда более страшным, чем он сам. Оскаленная пасть и свисающая лохмотьями серая голая кожа свидетельствовали о безжалостности и свирепости убийцы. Смерть монстра–людоеда, видимо, была ужасной.

— Интересно, кто его так… и зачем?

— Правильный вопрос, — ответил монах, — вероятно, тот, кто напал на нас.

— Странно. Если он так вот расправился с гхуулом, то и с нами бы сладил в два счета. Заметь, на нас — ни царапины, только ушибы, а его полосовали такими когтями, что и лев бы обзавидовался…

Даркл клинком меча, чтобы не прикасаться к разлагающейся туше руками, сбросил гхуула с сука и одним точным ударом отсек голову, затем затолкал её в седельный мешок.

— Думаю, можно сообщить людям радостную весть.

— Ага. Не забудь сказать им, чтоб всегда, входя в лес, прислушивались к пению птиц.

— А ты куда путь держишь?

— Да если б я знал, — ответил Даркл, — надо заплатить должок, да не знаю кому.

— И что, — невинно поинтересовался Сит, — большой долг?

— Большой. И я заплачу его с большой радостью.

— Путь втрое дольше, если не знаешь, куда идти.

— Зато каждый шаг неизбежно его сокращает.

— Отлично сказано. Если мне суждено читать когда‑нибудь проповеди своим ученикам, я непременно повторю им твои слова, варвар.

— Я не варвар, — засмеялся Даркл, — а слова можешь повторить, если больше ничего умного им сказать не сможешь.

— Разве ты не скажешь больше ничего умного? — ухмыльнулся Сит.

— Разве тебе нечего больше делать, кроме как брести кто знает куда с каким‑то варваром?

Монах задумался, и некоторое время они шагали молча.

— Знаешь, для меня все пути одинаковы — я иду туда, где могу сделать что‑то нужное и важное. Твой путь долог, но вместе мы будем делать два шага вместо одного.

— Тоже хорошо сказано. Это ты расскажешь своим ученикам?

— Если доживу. Я чувствую, что вступаю на новый, неизведанный, опасный путь. И делаю это с радостью и смирением.

— Я рад. Что может быть в дальней дороге лучше хорошего попутчика?

Лес закончился. Взошло солнце, осветив благодатным светом двух путников и их неблизкий путь.

Все дороги ведут в Шадизар

Рассвет и сумерки в пустынях и степях — явления чрезвычайно скоротечные. Два всадника, едущие по дороге, ведущей в Шадизар, прекрасно это знали, однако сумерки всё‑таки застали их посреди широкой степи. К счастью, взошла луна и хорошо осветила дорогу, по которой кони пока ещё довольно бодро несли своих седоков. Даркл мог бы ехать так хоть до утра: когда он покупал себе нового коня, то совершенно случайно выбрал иноходца, неведомо как затесавшегося в табун обычных, ничем не примечательных лошадей. Каким образом торговец лошадьми умудрился не распознать в животном иноходца, северянин мог только догадываться. Разумеется, просвещать идиота он не стал: за череп гхуула удалось выручить неплохие деньги, но их не хватило бы и на хвост столь дорогого скакуна. И теперь Даркл наслаждался комфортной ездой без тряски, словно какой‑нибудь вельможа, и любовался окружающим пейзажем. Правда, особых красот в степи нет, лишь пожухлая трава, песок, странные растения с иглами вместо листьев да барханы. Траву и пески он видал и раньше, а вот горы песка и колючие растения оказались в диковинку.

Вдобавок, днём солнце припекало весьма основательно: северянин давно уже странствовал южными для него землями, но так далеко забрался в первый раз. Менее выносливый монах страдал от жары сильнее: месяца странствий на юг ему не хватило, чтобы привыкнуть.

— Знаешь, это хорошая мысль — путешествовать при свете луны, — задумчиво сказал Сит, — не так жарко. Жителям цивилизованных стран в подобных условиях приходится не так легко, как более диким народам.

— Ну конечно, — охотно согласился Даркл, — цивилизованные, хе–хе, люди разменяли свою силу и стойкость на самопровозглашенное право называть варварами тех, кто остался силён и стоек. Ещё бы им не приходилось туго.