Три дня - [57]

Кристиана все еще стояла рядом с ним, положив руку ему на плечо.

— Для того чтобы этого не случилось, я тогда тебя выдала. Я не вынесла вечного страха за тебя. Я подумала, что не затем тебя вырастила, чтобы тебя застрелили полицейские. И что когда-нибудь ты и сам будешь рад, что остался жив. Если ты сейчас не рад, прости меня, я очень об этом сожалею. Я прошу прощения за все: за то, что выдала тебя тогда и что сделала бы это снова, и за то, что у тебя рак и ты не хочешь жить, и за то, что так тяжело все сложилось во время этой встречи. — Она заплакала.

Карин хотела встать, но муж ее удержал. В комнате было тихо, за окном шумел дождь. Йорг посмотрел вверх: у сестры по щекам текли слезы и скатывались по подбородку на пол. Она передернула плечами: все было ужасно и непоправимо. Он прижался щекой к ее руке.

Когда он поднял голову, то спросил, обращаясь к Ульриху:

— Твое предложение еще в силе? Можно мне поступить в одну из твоих лабораторий?

— В любое время, когда пожелаешь.

— Где у тебя есть лаборатории?

— В Гамбурге, Берлине, Кёльне, Карлсруэ, Гейдельберге… Ты помнишь пивнушку, в которой мы в студенческие годы играли в доппелькопф, пока ты еще не забросил такие мирские занятия? Так там сейчас тоже одна из моих лабораторий.

— Вот видите, оказывается, я играл когда-то в доппелькопф, а ведь я и это забыл. Но вернуться туда, откуда все началось, — это мне нравится. Я не могу спрятаться под твое крылышко, Тия. Тебе от меня не было бы ничего хорошего, а мне — от тебя. Наездами во время отпуска — это другое дело. Но вдвоем в одной квартире, утром — завтрак за кухонным столом, вечером — на диване перед телевизором, а в ванной мои памперсы — нет, это не годится!

Кристиана кивнула. Слишком велико было ее облегчение, чтобы помышлять о возражениях. Она шмыгнула носом, утерла слезы и принялась собирать посуду и приборы.

— Сядь и посиди. — Маргарета дотронулась рукой до ее плеча, и Кристиана села. — Подвал весь полон водой, ее надо вычерпывать, и было бы очень хорошо, если бы вы могли мне помочь. У пожарных и без того хватает забот со школами, больницами и административными зданиями, мы к этому уже привыкли. Я думаю, через часок дождь перестанет. Вы согласны тогда собраться?

Небо было таким же мрачным, и дождь лил все так же равномерно, как утром и накануне вечером. Дотошный Ульрих и тут задал вопрос:

— Конечно мы соберемся. А почему ты думаешь, что дождь перестанет?

— Слышите птиц? Они начинают петь перед тем, как дождь прекратится. Не знаю почему, но это так.

Они прислушались к тому, что делается за окном, и услышали, как поют, щебечут и чирикают, переговариваясь между собой, птицы.

7

После того как была вымыта и убрана посуда, Йорг отправился на поиски сына. Не найдя его в доме, он спросил Маргарету, есть ли в саду какое-нибудь местечко, где можно укрыться от дождя, и она объяснила ему дорогу к теплице. Теплица давно разрушена, и надо бы ее снести, но кусочек стеклянной крыши еще цел, и, когда идет дождь, она там иногда сидит на перевернутой ванне.

Маргарета оказалась права, дождь начал стихать. Но Йорг забыл дорогу, которую она ему описала, едва она кончила объяснять. Он ринулся искать и весь промок, пока наконец отыскал сына. Он безмолвно сел рядом с Фердинандом, радуясь, что тот хотя бы не встает и не уходит. Он продрог, и ему очень хотелось похлопать себя руками по груди и по бокам, чтобы согреться. Но он побоялся спугнуть этим сына. Поэтому он остался там, где сидел, наблюдая, как дождь понемногу стихает и стихает. Затем он произнес:

— Я ведь и правда много раз писал тебе письма.

Фердинанд не спешил с ответом.

— Я могу спросить у дедушки и бабушки насчет писем. — Он сказал это так, словно речь шла о каких-то незначительных пустяках.

Йоргу опять потребовалось много времени, чтобы произнести следующую фразу:

— Я знаю, что причинил горе твоей матери и тебе. — Сказал и подождал, какая будет реакция. Не дождавшись ответа, он продолжал: — Просить прощения — это такая малость, всего несколько слов, а то, что случилось, это так тяжело. У меня не получается соединить тут одно с другим. Поэтому я не решаюсь.

Фердинанд бросил на отца короткий взгляд. И, едва взглянув, в тот же миг осудил:

— Ты снова забыл? Забыл, что говорил вчера вечером и сегодня утром? У тебя нет причины жалеть маму больше, чем свои остальные жертвы. Я же и вовсе не в счет, я-то, как-никак, жив.

Это было сказано настолько пренебрежительно, что Йорг опять испугался: вдруг сын возьмет и уйдет. Он стал подыскивать осторожные слова.

Но сын опередил его:

— Не думай, что я пожалел тебя из-за того, что у тебя рак и ты носишь памперсы. Мне это совершенно безразлично.

Йорг хотел спросить сына, можно ли ему еще с ним встретиться. Но он не осмелился.

— Можно я тебе напишу? Ты дашь мне свой адрес? У Кристианы есть только адрес твоего дедушки.

Фердинанд ответил враждебно:

— Что тебе надо от меня?

У Йорга было такое чувство, что все дальнейшее зависит от ответа на этот вопрос. Что на это сказать? Почему он сразу, когда говорил о жизни, ни словом не обмолвился о сыне? Тогда он о нем не вспомнил. В тюрьме он приучил себя не вспоминать о сыне. Он сказал: