Три дня одной весны - [173]

— Плохо дело, брат.

— Что такое?

— Да кошелек дома забыл. Если есть — заплати. — Хамид скользнул взглядом по блестящему циферблату японских часов. — Иначе придется часы в залог оставлять или домой за деньгами ехать.

Эрадж растерялся, покраснел. Ему показалось, что Хамид нарочно захотел его унизить, поскольку ехал он не по своему делу. Но ведь ему ничего не стоило заплатить эти гроши. А может, он ошибся и в словах Хамида нет никакого скрытого смысла? Не может же он из-за такой малости унижать его! Но отделаться от неприятного подозрения было нелегко.

Эрадж достал деньги и расплатился с заправщиком. Руки его тряслись от волнения.

Хамид повеселел, шутливо поплевал на руки и снова сел за руль.

— Вперед, лошадка моя! — засмеялся он. — На обратном пути тебе опять придется тряхнуть мошной. Или вернемся?..

— Останови, сынок! — Старик ласково похлопал Хамида по плечу. — Вот я и приехал. Дай тебе бог долгой жизни и полную чашу в доме. Быстро довез.

Хамид притормозил. Старик достал откуда-то из-за пазухи несколько монет и бережно протянул их Хамиду.

— Ты говорил, не знаешь Мисгарон? Вон та роща на косогоре и есть Мисгарон. Красивое место, прохладное. — Старик повернул лицо к высоким холмам и улыбнулся. — Лучше нашего селения не найдешь во всей округе.

Хамид даже не поднял головы. Он считал стариковские монетки.

Эрадж посмотрел на бурый могучий холм. На его склоне зеленым облаком покоилась ореховая роща. Рядом поблескивали на солнце крыши домов, утопавшие в светлой зелени молодых садов.

Он представил себе, как чиста и прохладна родниковая вода в ореховой роще, как таинственно поблескивают большие кумганы, в которые женщины набирают воду, как…

— Если есть время, заезжайте. В такую жару наш уголок — рай. Человек должен везде побывать, все посмотреть. Доброту и мудрость люди друг у друга черпают.

Старик весело смотрел на своих благодетелей.

— Нет у нас времени по гостям ездить, — грубо отрезал Хамид и, позвенев перед носом старика монетками, сердито добавил: — За час езды на мягком сиденье пару ржавых монет! Я что, по-вашему, нищий?

— Разве мало? — удивился старик. Он не ожидал такого оборота дела и даже подскочил от удивления, ударившись головой о потолок салона.

— Нет, очень много, — съязвил Хамид. — Заберите назад свои копейки. Как раз на один чай в чайхане хватит. А я в милостыне не нуждаюсь.

— Не говори таких слов, сынок. Прости старика. Это все, что у меня есть, — пробормотал он смущенно, — Нехорошо получилось. Я всегда столько плачу на автобусе…

— Вот и ехали бы в автобусе. Да выходите же скорее! Расселся как дома.

Старик обнял обеими руками свой мешок и медленно выбрался из машины.

— Не обижайся, сынок. Если ты оказался в убытке, я помолюсь за тебя, и все станет на свое место, — сказал он, стараясь не подавать виду,-что оскорблен.

— Молитвами сыт не будешь.

Хамид со злостью бросил мелочь в пустой ящичек под рулем и резко переключил скорость. Машина вздрогнула, словно ударенный плетью жеребец, и рванулась вперед, чуть не задев старика.

Эрадж долго смотрел на удаляющуюся фигуру. Вот он взвалил мешок на спину, повернулся в сторону своих холмов и побрел, низко опустив голову. Глядя на его неверную семенящую походку и ссутуленные плечи, Эрадж вспомнил отца. Он никак не мог понять, чем же этот старик похож на него. Ему не раз приходилось ловить себя на мысли, что старые люди очень похожи друг на друга: и манерой говорить — неторопливо, степенно, и выражением лиц, и походкой, и сгорбленными годами спинами…

Он смотрел на старика до тех пор, пока тот не превратился в белое пятно, едва различимое на фоне огромного бурого холма.

«Старость неумолимо лепит скульптурные портреты людей по шаблону. Все старики похожи, младенцы тоже. Что же делает нас, молодых людей, такими разными? В чем дело?»

— Напрасно ты его обидел. Он даже почернел от горя. Зачем взял с него деньги? Он ведь старый…

Рубленый темный профиль Хамида тяжело навис над Эраджем.

— Старый? Это уж его дело. Кто он мне? Сват? Брат? И чем же я его оскорбил? Я потребовал то, что о него причиталось. И только. Больно уж ты жалостливый. В наше время — это верный путь к инфаркту. Лучше побереги нервы. О себе думай. Другие думать не станут.

— Скверно получилось.

— Скверно? Ты что, действительно поверил, что у него нет денег? Да он нас с тобой с потрохами купит. Денег, видите ли, нет! Нашел кому верить. Святая простота… Да у него на лице написано, что скряга.

— Здорово изменился ты, Хамид. В институте ты таким не был. Не мог облить незнакомого человека грязью.

— Э, теленком я был. Таким же, как и ты. Всему верил. Жизни не знал. Думал, что она такая, как про нее в книжках пишут. Слава богу, научили. Поумнел. Жизнь шуток не шутит. Чуть зазевался — обдерет и наизнанку вывернет. Не хочешь тонуть — карабкайся наверх. А придется по головам, так не робей.

— А если по твоей голове пройдутся?

— А что это у тебя голос задрожал? Ты, дорогой мой, в бутылку не лезь, а постарайся меня понять. Я же не говорю, что нужно всех подряд топтать. Времена тиранов прошли. Нужно все делать умно, четко знать, с кем как себя вести.

— Ты, конечно, в этом лучше разбираешься.