Три дня одной весны - [163]
— Шурпу сварила. Поешьте немного.
Целый день он не отвечал на ее вопросы и сейчас не ответил ни да ни нет, будто и не слышал ничего.
Старуха села на курпачу под окном, напротив постели, и прикусила зубами кончик изношенного шерстяного платка. Лицо старика было цвета старой ваты. Его длинная и поредевшая борода касалась бледной тонкой шеи. Худые, оголенные до локтя руки неподвижно лежали поверх одеяла. Темные вены под желтой, как лимон, покрытой пятнами кожей напоминали ржавую металлическую сетку.
Старухе стало жалко мужа, который болел вот уже почти два года. Правда, недавно он вроде пошел на поправку, стал выходить на улицу. Раза два-три даже съездил вместе с внуком в райцентр, на базар, за покупками. А неделю назад совсем слег. И главное, не ест ничего. Вахид, бедняга, сильно испугался, вызвал врача. Доктор осмотрел его, вымыл руки мылом, о чем-то пошептался во дворе с Вахидом и ушел. Что он сказал, старухе было неведомо.
Когда Вахид вернулся в дом, старик поглядел на него недовольно, пробурчал:
— Сынок, сам знаешь, я терпеть не могу больницы. Так зачем беспокоился, доктора вызывал?
— Не обижайтесь, отец, доктор осмотрел вас, ничего плохого в том нет, назначил лекарства, про больницу ни слова и не говорил, — ответил Вахид смущенно.
Старик слабо улыбнулся.
— Все равно зря, сынок, беспокоился. Мою болезнь распознать нелегко. И доктор о ней ничего не знает. Только я знаю да еще господь бог…
Потом мать спросила у Вахида, что сказал доктор. Но сын отвел глаза.
— Ничего страшного, мама, просто приболел, не беспокойтесь…
Старик посмотрел на темноту за окном, произнес: «Прости меня, господи… Прости…», — повернулся на бок и положил ладонь под щеку. Он словно не замечал старуху, сидящую напротив него. Лежал неподвижно и вспоминал, как два года назад поругался с трактористом Тураном.
В ту весну было много дождей. Почти каждый день ливень. С холмов в окрестностях селения один за другим сходили селевые потоки, забивая грязью и песком большой арык, по которому из единственной в округе речки текла в селение вода. Вот почему люди решили всем миром выйти на хашар. Утром, в базарный день, по одному, по двое от каждого хозяйства, с лопатами и кетменями на плечах двинулись они чистить арык. Оповестили о хашаре и Назара. Однако он целый день провалялся дома, только вечером вышел на улицу и сел под стеной около своих ворот, перебирая четки.
Через некоторое время — он отметил, как раз перед вечерней молитвой, — от арыка начали спускаться люди. Молодежь, проходя мимо, видимо из уважения к возрасту, здоровалась с ним. Но большинство стариков даже не смотрело в его сторону. Только некоторые, бросив короткий взгляд, степенно произносили:
— Помоги вам бог, мулло!
Для Назара такое отношение людей не было неожиданным, но он почему-то обиделся. Встал, отряхнул полы, в сердцах бросил четки в широкий карман халата и только хотел уйти во двор, как перед ним остановился тракторист Туран.
— Здравствуйте, — хмуро ответил на приветствие Назар.
— На хашар не вышли, сосед. Почему? Или случилось что?
— Нездоровилось, — соврал он. — Вот вышел воздухом подышать, тоже не помогает. Голова какая-то тяжелая, да и во всем теле тяжесть. Будто мельничный жернов на плечах.
— Простыли, верно… — Туран глянул на него и добавил: — Разве нельзя было дать лопату старшему внуку и сказать: иди вместо меня?
— Во-первых, он еще школьник, ему нужно уроки делать. Во-вторых, вы и сами знаете, что отец его уехал на месяц учиться. Если не внук, то кто станет помогать по хозяйству? Нужно сначала подумать, а потом говорить.
— Наверное, внук вместе с братишкой целый день мяч гонял?
— Ну и что, нельзя уж ребенку и поиграть? Вам бы только к чему-нибудь прицепиться. Господи, подивись на дела рабов своих! Ведь ребенок не в моей власти. У него отец, мать есть…
— Не обижайтесь, сосед. Я к вам в душу лезть не собираюсь. Вы лучше меня знаете, как трудно с водой. А у вас и у вашего сына — два больших сада. Завтра, когда настанет время полива, будете говорить: сначала полью я, а потом уж другие. Люди знают эту вашу привычку и, конечно, вас осудят. Сегодня вот некоторые жаловались: скажите своему соседу, почему мы должны работать и за него? Чем мы хуже?
— Пусть болтают сколько влезет. Ведь я инвалид. Если бы Вахид был здесь, он, конечно, вышел бы на хашар. А внук мой еще не дорос.
— Нехорошо, сосед. И усто Салим инвалид, однорукий, однако не высидел дома. Трудился по мере возможности вместе со всеми. И внук его рядом кетменем махал. А он на два класса младше вашего.
— С чего это вы взялись учить меня? К чему клоните? — Назар злобно посмотрел на Турана.
— К тому, сосед, — спокойно ответил тот, — чтобы вы не отстранялись от таких дел. Люди осудят вас. И будут правы. Человек с людьми живет.
— Чем жить с такими, как ты, лучше уж помереть, — ответил он, вдруг переходя на «ты». — Вот эти мои слова и донеси до ушей болтунов.
Тракторист Туран расстроился, покачал головой, вскинул на плечо лопату.
— Ладно, сосед, поступайте как знаете. Я что думал, то и сказал. А вы уж как хотите, примете это, нет — воля ваша.
— Кончим этот разговор!
