Три четверти - [17]

— Кто еще хочет? — Кит протянул нам пачку. Все молчали. Кит посмотрел на меня.

— Давай я.

— Вот Килька молодец, — похвалил меня Кит.

Я втянула в себя дым — земля быстро поехала из-под дог и почему-то ужасно захотелось в туалет. Я сделала еще одну затяжку, и из глаз полились слезы.

— Дай мне, — Кит забрал у меня сигарету и сделал затяжку.

Голова кружилась, как после маршрутки, тошнило, а во рту был ужасный вкус. Дома я сразу помчалась в ванную, достала мамин дезодорант и прыснула им на волосы.

— Что в школе? — спросила мама и сама же ответила: — Ах да, прости, забыла. Наверное, все нормально, да?

— Ага.

— Ты что, брала мой дезодорант? — Мама подозрительно на меня посмотрела и принюхалась.

— Ну…

— Тебе нужен дезодорант?

— Ну…

— Я не замечала, чтобы от тебя пахло потом.

Слава богу, от меня ничем таким не пахло — вот Овца воняет так, что подойти невозможно. Но на следующий день я пришла из школы, а на кровати у меня лежал новенький дезодорант. Внутри катался шарик, и пах он так же приятно, как мамины духи.

Однажды, когда мы тусовались у гаражей, Овца достал мелок, который стащил из школы, и написал на стене очень плохое слово. По крайней мере я никогда не говорила его вслух. Вообще-то один раз я сказала другое очень плохое слово, хотя и совсем короткое, при сестре. Малютка, конечно, немедленно выдала все маме, мама рассказала все папе, папа пришел в ярость и устроил мне разговор. Один из тех разговоров, которые потом трудно забыть, хотя очень хочется.

Папа сказал:

— Ты же девочка. Как тебе не стыдно?

Я промолчала.

— Ты не можешь Сквернословить, как мужик.

Я промолчала.

— Ты же таким образом саму себя унижаешь.

А потом мне на всю неделю запретили смотреть телевизор.

Но Кит сказал:

— Круто, Овца! Давайте размалюем эту стену.

И все начали писать. Сначала Кит, потом Головастик, потом Сыроежка.

— Килька, давай, — крикнул Овца.

Кит протянул мне мелок.

И я написала. То самое слово, из-за которого был разговор с папой. Сама не знаю, почему я так сделала. Когда я дописала последнюю букву, кто-то резко схватил меня за рукав куртки, и мелок выпал из рук. Я обернулась и увидела, как убегают Кит, Сыроежка, Овца и Головастик. Меня держал за рукав какой-то злобный старикан в спортивной шапке с детским помпоном, и взгляд у него был такой, что хотелось умереть или как минимум провалиться сквозь землю. Но самое ужасное, что чем-то он напоминал Первого дедушку, и от этого мне стало совсем не по себе.

— Шпана! — крикнул он. Голос у него дрожал и был совсем высокий, как у женщины. — Черти! Сейчас отмывать у меня тут будешь все.

В носу странно защипало, и я увидела, как слезы, оставляя мокрые полоски на куртке, падают на снег. Дед отпер гараж, достал оттуда грязную тряпку и заставил оттирать стенку. Пока я стирала мел, он бубнил:

— Чему вас только учат в этой школе? Лучше бы сразу в колонию отправили. Одни хулиганы. Куда только родители смотрят.

Когда ругательства наконец закончились, я бросила тряпку в снег и побежала. Я бежала к метро, а рыдания, которые я пыталась сдержать у гаража, вырывались наружу. Я даже не думала, что еще умею плакать как Малютка — долго, безутешно и как будто с удовольствием. На троллейбусной остановке около гастронома никого не было. Я села на скамейку, хотя бабушка говорит, что туда писают и плюют бездомные, и закрыла лицо руками. Все тело содрогалось от плача, и, что самое глупое, я даже толком не понимала, почему не могу успокоиться. Наверное, поэтому я не заметила, что кто-то сел рядом.

— Килька, ты чего?

Я подняла голову. Это был Фигура.

— Чего случилось?

— Все нормально, — попыталась сказать я, но вышло что-то типа «А-а-а, ы-ы-ы».

— Чего-чего?

Я помотала головой и выговорила:

— Неважно, все нормально.

— А так и не скажешь.

— Отвали. Не твое дело. — Я вытерла нос рукавом куртки.

— Ну как знаешь, — Фигура вскинул рюкзак на плечо и пошел к метро. А я еще минут десять сидела на остановке, чтобы успокоиться.

Вечером мне позвонил Кит, но почему-то разговаривать с ним не хотелось.

— Ну че, ты как? Жива?

— Нормально.

— Пердун старый не убил тебя? Мы хотели вернуться, но боялись, что он пойдет к Рыбе, и тогда мне точно конец.

— Понятно.

— Ты дуешься, что ли?

— Все нормально.

— Да ладно, с кем не бывает. В этот раз тебя поймали, в другой раз — кого-то еще.

* * *

Как-то незаметно вторая четверть подошла к концу.

— А у нас будет праздник? — спросили мы Питона.

— А надо?

— Да! — хором закричали мы, а Кит даже присвистнул.

— Ну, раз так, будет вам праздник.

Новогоднюю вечеринку решили устроить в среду, потому что это был последний день учебы. Во вторник утром к нам в класс пришел Рыба. Он встал у доски, потом подозвал к себе Головастика и положил руку ему на плечо.

— Ребята, мы решили позвать всех в гости. Чего в школе сидеть? Лучше дома у нас отпразднуем. Встречаемся завтра в 16:00 в центре зала на «Речном вокзале». Ждем вас всех, берите с собой родителей, сестёр, братьев.

Но когда я проснулась на следующее утро, горло мне сжимал гадкий железный комок, все тело ломило и хотелось спать. За завтраком мама посмотрела на меня подозрительно и положила руку на лоб:

— Я так и знала. Марш в постель.