Три четверти - [16]

— В каком-то смысле да.

— То есть?

— В щеку.

— Это не считается. Правда, Воробей?

— Не считается. Мне девчонки во дворе рассказывали, что настоящий поцелуй называется взасос.

— Да, потому что они сосут друг другу языки.

— Гадость какая. Они же все в слюнях.

Пока мы все это обсуждали, в зал пришли Кит, Головастик и Овца.

Кто-то предложил обложить брусья матами. Один положили вниз, другой сверху на перекладины, а из остальных сделали стенки. Получился такой домик, и даже уютный. Кит запер зал изнутри и велел Головастику погасить свет. Стало темно и немного страшно. Мы залезли внутрь. Воробей с Головастиком сели в правом углу, Сыроежка и Овца посередине, а мы с Китом слева. Я чувствовала запах носков Овцы, от этого немного кружилась голова и подташнивало. Овца захихикал и хрипло сказал:

— Ну че? Целоваться будем или глазки строить?

— Да отвали ты, — ответила Сыроежка.

Тогда Овца обхватил ее рукой за шею и начал целовать в рот.

Мы все заржали, но Кит прикрикнул:

— А ну заглохли, а то к потомникам пойдете.

Кит взял меня за руку и прижался губами к моим губам. Я подумала, что сейчас он засунет язык мне в рот, но почему-то он не стал это делать. Или просто не успел.

— Кто тут? — Снаружи кто-то начал колотить в дверь зала и дергать ручку.

— Тихо, — шепнул Кит, хотя мы и так молчали.

— Сейчас же откройте дверь! — раздался голос Мочи. Мы тихо перетащили маты на место. Овца зажег свет, и он противно впился в глаза. Кит открыл дверь.

— Привет, пап.

Чего это вы? Физкультурой решили позаниматься?

— Да, в бадминтон играли, — объяснил Овца.

— Молодцы! Ну, пойдем домой, Китик, уже поздно. Физкультпока, ребята.

Моча с Китом ушли, и мы даже не успели попрощаться.

* * *

Весь вечер я была как пьяная. По крайней мере взрослые, когда выпьют, ведут себя точно так же: шатаются, странно говорят и по-идиотски улыбаются, даже если совсем не смешно.

— Ты сегодня какая-то странная. Все в порядке? — спросила вечером мама.

— Все нормально, — ответила я, хотя вид у меня был загадочней некуда.

— Что в школе?

— Ничего особенного.

— Какие отметки?

— Да особо никаких.

— Ты хоть что-нибудь можешь рассказать?

— Да нечего рассказывать.

— Ясно. — Мама поставила передо мной тарелку с оладьями и сняла фартук. — Не хочешь разговаривать, не надо, — сказала она и вышла из кухни.

Так что ужинала я в одиночестве.

Весь вечер в постели, уже погасив свет, я играла в подушку. Я представляла себе, что Кит обнимает меня и целует, и шептала от его имени:

— Килька, я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Ты очень красивая.

* * *

Мы с Китом стали гулять. Официально. Мы даже ходили по коридору в обнимку. Однажды какой-то третьеклашка засмеялся и закричал что-то типа: «Тили-тили-тесто, жених и невеста». Кит погнался за ним, зажал в углу и схватил за шиворот:

— Еще раз возникнешь, получишь по яйцам. Третьеклашка заплакал и убежал.

В другой раз мы переписывались на инглише, а Головастик перехватил нашу переписку, чтоб посмеяться. Кит вскочил, прямо на уроке, одним махом перепрыгнул через парту, схватил Головастика за горло и сказал:

— А ну отдал быстро, а то прибью.

— Мальчики, сейчас же сядьте на свои места, — сказала училка. Но Кит ее даже не заметил. Он смотрел на Головастика, как будто хотел убить его взглядом. Глаза у Головастика наполнились слезами. Он кинул смятую в комок записку в угол. Кит долбанул его кулаком по плечу, по ходу пнул Пукана и поднял комок. Тут учительница тонким голосом заверещала:

— Оба. К директору. Немедленно.

Она вышла из класса. А Головастик и Кит вместе с ней.

Когда дверь закрылась, Овца вытащил из ручки стержень и начал тыкать им Пукана в спину. Сыроежка достала бутерброд.

Клерасил громко вздохнул и уставился в окно.

Я поймала на себе взгляд Фигуры.

— Чего зыришь?

— Думаешь, он самый крутой?

— Покруче некоторых.

— Ну-ну.

— В смысле ну-ну?

— Смысл тебе явно не понять.

— Да пошел ты.

Фигура хмыкнул и отвернулся. А у меня почему-то испортилось настроение.

После уроков мы с Китом пошли в парк.

— Что было у директора? — спросила я Кита.

— Когда эта корова нас притащила, Рыба начал пугать: мол, выгоню из школы за непослушание. Начал просить Головастика извиниться, ну и меня тоже. Но я ж не дебил: сказал им все, что думаю.

— Что сказал?

— Что они оба потомники, даже бабы нормальной в доме нет.

— А Рыба?

— Покраснел весь, как будто сейчас пернет. Но тут отец пришел и сказал Рыбе, чтоб отвалил от меня.

— А он?

— А он повырубался для приличия, а потом прогнал нас с Головастиком. Дальше уже они сами за дверью выясняли.

— Здорово, что он тебя защитил.

— Да он пальцем меня никому не даст тронуть — всегда на моей стороне.

Наступил декабрь. В зале мы тусоваться перестали: в дверь то и дело кто-то стучал, и было стремно.

Поэтому теперь после уроков мы зависали у гаражей за школой.

Однажды Кит с Овцой купили сигареты. На них было написано HB — как на простых карандашах. Кит заранее стащил у Мочи зажигалку Мы встали в узком проходе между двумя гаражами, а Кит и Овца закурили. Кит, как взрослый, пускал дым, а Овца сразу дико покраснел, закашлялся и стал задыхаться.

— Слабак, — презрительно сказал Головастик, но сам курить не стал, якобы потому, что у него астма.