Три части - [3]
Развернем, что пружинит.
Завод – большой, неуклюжий, черный, подстать тогдашним мужчинам в пиджаках, а под его крылом, за лесом фабрика – красного дореволюционного кирпича, с кокетливыми арками, с отражением в реке… Тут – горячая стружка, болванки, чушки, спирт гидролизный и ректификат, автокары, трубы, то есть, монументально, весомо, жительно. Там – катушки картонные, нитей косое течение, смешки, месячные, пух в воздухе и пых в легких, тяжело все ж… И полпятого эти, полшестого те – муравьиными потоками в разные стороны, пересекаясь, приветствуя, по одному, по одной, группками, в магазины, в пивнушки, в хрущобы, берияскребы, и вдруг – странно это как-то, неужели не видите? – двое, покружив, встретились где-то на этаже, и вместе за стол, и он муж, а она жена: щи там и все такое…
Вот недавно костюм… Цветной телевизор. Сынишке велосипед…
Так рождалась наша поэзия, так она умирала…
Я работал на заводе, Люся – соответственно – на фабрике, я только что откинулся из армии, она – из школы, я приехал туда из татарской, она – из сибирской деревни.
Много нас, таких, как я и она, приехало черти откуда, зацепившись за этот никакой городок, устроившись по лимиту, временно прописавшись в общагах… Никто не собирался здесь жить, но многие так и остались, хотя основной целью была близкая столица, настолько близкая, что мы видели ее праздничные салюты, чувствовали ее тепло, нюхали ее выперды. Иные из нас уже умерли.
Здесь можно было бы привести обширную цитату из горьковской «Матери», насчет как фабрика кого-то там выплевывала вечерами, или другого автора, столь же ценимого тогда в школе, насчет как жизнь дается человеку один раз… Что, правда, сомнительно. И мучительно больно, что правда, но именно вот это – «один раз…» Вот если бы хотя бы два. Или три. Ну, два с полтиной…
Люсе казалось, что она не живет еще, а пишет какой-то черновик жизни – так хотелось исправить каждый свой поступок, перебелить… И тот кромешный вечер, когда ее в первый раз, после короткой пьянки и танцев, после нескольких торопливых поцелуев… И то майское утро, когда она сдуру написала заявление в КПСС, чтобы спустя десять лет пойти туда же и сдать обратно свой кусочек картона. И даже тот шаг, самый первый в пути, когда она, счастливая, сидела в вагоне, и поезд должен был вот-вот тронуться, а мать, уже отделенная стеклом, не плакала, но это неправда: мать плакала, но просто не вытирала слез.
И понеслось…
Она не шла – ее влекло, по гулким улицам столицы, чье остраненное тепло, сквозь сердце медленно струится…
Да-с! Хреновенькие стишки.
Ребята любили ее, искали с ней знакомства, поили, кормили, порой давали подарки. Но она была безусловно некрасивой. Очень высокая, худая – ткнешь и переломится, коротко стриженная – волосы рано начали сечься и выпадать, не совсем здоровая, вечно простуженная, говорящая в нос… И, разумеется, прыщи.
Но ребята тянулись к ней, зачем? Не потому ли, что она знала больше других, больше читала, сама писала стихи?
Как-то раз, по дороге с танцев, вдруг грубо схватил ее сзади за шею я… Потянулся, прижал, моя блудливая рука скользнула куда следовало. Люся откинула голову, готовая, раскрыла губы, стала похожей на горшок…
– Не могу, – отпрянул я. – Ведь ты – святая…
Тогда-то Люся и полюбила меня. Когда это случилось, она жила здесь уже третий год, третье лето безуспешно поступала то в Литературный институт, то в Университет, то во ВГИК, отовсюду ее гнали: не выпал еще счастливый билет… С замужеством тоже не выходило: ребята гуляли с ней недолго, быстро переходили к другим, порой даже не сделав с ней то, зачем, собственно, и идет гульба. В этом чинном пиджачном ряду я засветился внезапно, как луч электрички из-за угла – хорошо сказано! – именно потому, что вслух произнес слово, которое тайно зрело в ее собственной душе.
– Святая!
Прошло много лет, и мы встретились. Я посолиднел, заматерел. Я толкал перед собой широкую коляску с двойней. Под ней, в навесной сетке, поблескивали на солнце пустые бутылки. Меня сопровождал запах пива и дешевого табака. Люся, признанная в столице поэтесса, приехала побродить в одиночестве по городу юности, и первый, на кого она наткнулась, был я.
– Ты! Какое убожество! Так и пропадаешь на этом заводе? Что, мастер цеха уже? Что, даже и не мастер?
Как-то не вяжется. Всё, набранное курсивом – так, фантазия…
И она страдала. Стихосложение требовало пищи, и Люся, за неимением поблизости настоящего молока, прибегла к искусственному кормлению. То высокое слово, которое она услышала от меня, подействовало не сразу, но ближе к утру, когда она, удалившись в свой уголок, огрызком карандаша принялась медленно, мерно… Через два часа, когда уже было пора собираться на фабрику, стихотворение было вполне готово. Выкристаллизовалось и ее странное чувство ко мне.
Слово ее повело в ту ночь, слово, и ничего более, хотя и слово-то я имел в виду другое, созвучное… Может, его я и произнес, да она не расслышала?
– Святая…
Мне тогда нравился совсем другой тип женщин – миниатюрные, длинноволосые, не столь носатые. Даже цветом она была совершенно наоборотная: мне нравились блондинки, а Люся была чернушкой. Даже имя ее звучало, словно какой-то брызжущий плевок. Да и прыщи, видите ли…
Глубокой зимней ночью на улице обнаружен труп бомжа, в то же время в городе пропал приезжий бизнесмен. Оба события как-то связаны, поскольку и убитый, и пропавший были одеты совершенно одинаково. Следователь Пилипенко в недоумении, а его друг, независимый журналист Жаров, просто потрясен: видеокамера ночного магазина зафиксировала таинственную фигуру, которую можно считать призраком убитого, если, конечно верить в то, что призраки на самом деле существуют. Только вот в чем нелепость: «призрак» появился в городе за несколько часов до того, как сам человек был убит…
На многолюдном пляже произошло странное событие: к берегу подошла неуправляемая яхта. Похоже, что экипаж спешно покинул судно, спасаясь от чего-то ужасного: об этом говорит и отсутствие надувной шлюпки, и загадочная запись в бортовом журнале, и совсем уж немыслимое – кофейник, кипящий на плите… Журналист Жаров вспоминает трагедию знаменитой бригантины «Мария Целеста», тайна которой так и осталась неразгаданной, но вскоре на одной из городских квартир находят труп хозяина яхты и к делу подключается следователь Пилипенко.
В курортном поселке работает аттракцион – лабиринт с пластиковыми стенами. Территория незначительная – с волейбольную площадку. Тем более странно, что в этом скоромном лабиринте один за другим исчезают люди. Журналист Жаров откликается на просьбу своего друга, хозяина аттракциона, и лично обыскивает каждый закоулок лабиринта. Пропавшие посетители не найдены, зато обнаружен труп… Теперь дело попадает в руки следователю Пилипенко: за этими загадочными исчезновениями, которые журналист уже готов объяснить теорией разрыва пространства-времени, сыщик обнаруживает конкретную историю, кровавую и страшную, вполне в духе времени, связанную с действием определенных сил.
По городу ползут странные слухи: в сумерках на окраине появляется устрашающая фигура, чей вид приводит в трепет запоздалых прохожих. Что это – экзотическое животное, сбежавшее из зверинца, переодетый человек или не известное науке существо? Независимый журналист Жаров решает выследить монстра. Когда на пустыре находят истерзанный труп, за дело берется следователь Пилипенко. Он не верит в таинственного «Пустырника» и расследует преступление, совершенное реальными людьми, по самой традиционной причине. Невероятным кажется ему лишь способ, которым было совершено убийство: пожилая женщина приручила целую стаю котов и уверяет, что может управлять своим «войском» при помощи древней магии…
Берлин, 1945 год. Сонная Европа, уставшая от долгих мирных лет. Адольф Гитлер стал известным художником-антифашистом. Он пишет картину «Mi Lucha», что в переводе с испанского означает «Моя борьба» – название книги мексиканского диктатора. Содержание картины напоминает нам «Гернику» Пикассо.Какие-то люди похищают живописца прямо из его мастерской, тайно везут в Мексику, где к власти пришли лучисты во главе с Троцким и первым идеологом лучизма, таинственным товарищем Лучо. Они основали в Латинской Америке тоталитарную империю, которая развязала вторую мировую войну на Американском континенте, напала на США.
На диком пляже под Аю-Дагом найден труп девушки. Преступление выглядит как изнасилование и убийство, но многие странные факты наводят журналиста Жарова на мысль, что это – кара некой тайной секты, совершенная над одним из ее адептов. В тот же самый день неподалеку от города убита еще одна женщина. Следователь Пилипенко озадачен тем, что на второй жертве надето платье, каким-то образом взятое из гардероба первой. И уж совершенно никак нельзя объяснить, почему орудием убийства является яд, который используется только мировыми спецслужбами и террористическими группировками.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Рассказ ПОКРЫВАЛО ВДОВЫ, ИЛИ ВИРУС УБИЙСТВА охватывает период трех десятилетий, начиная с шестидесятых годов. Это драматическая история женщины: все мужчины, выбранные ею, гибнут один за другим при странных обстоятельствах…ЖИРМУДСКИЙ И ЕГО КВАРТИРА описывает распространенную для девяностых годов ситуацию: пользуясь правовым неведением населения, новоявленные мошенники (сейчас благополучно состарившиеся) по всей стране массово отбирали у людей жилье, обрекая их на скитания, алкоголизм и в конечном итоге – смерть.
Тема этой книги – любовь, ее причуды и странности. Действие происходит в девяностых годах, когда все явления нашей жизни, включая и тему книги, имели особенный, причудливый характер.Охотник ястребов – человек, который никогда ни у кого ничего не просил, затевает опасную игру, не понимая, что ставка – сама его жизнь. Он начинает и выигрывает. Маленькая, одинокая также неосознанно играет. Она проигрывает. Однако смысл выигрыша и проигрыша в данных случаях не имеет значения.В третьей книге серии читателю станет вполне ясно, почему рассказы обозначены как парные и непарные, каким образом выстраиваются из них пары, цепочки, и каковы приемы конструкции серии вообще.
Перед вами занимательное повествование из жизни людей, чьи судьбы пересекаются самым замысловатым образом, на протяжении многих лет. Это бизнесмены и рабочие, милиционеры и преступники, дети и старики, чиновники, врачи, военные, спортсмены, монахи, безработные, истово верующие грешники и маньяки-убийцы.Трагичны, нелепы и страшны ситуации, в которые попадают эти люди. Их характеры, комплексы, порой противоречивые, извращенные, обусловлены не только глубокими тайнами человеческой психики, но и жизненными обстоятельствами, тесно связанными с историей страны – прессинг эпохи развитого социализма, разруха девяностых, неопределенные ожидания нулевых…В каждом из рассказов мы видим эффектную, часто шокирующую историю.
Девяностые годы. Миллионам людей месяцами не платят зарплату, а уйти с работы – как? Если уйдешь, тогда уж точно не заплатят, а останешься – то хоть какая-то надежда. Таким нехитрым образом начинался российский бизнес.История одной из жертв этого процесса стала основой рассказа РОСТКИ РИВЛЯ. Молодой инженер, дабы прокормить семью, приходит к радикальному решению, которое, впрочем, может шокировать читателя…Тема девяностых, бизнеса – и в другом рассказе из этой книги – БЕЛАЯ. Человек занимается производством в те годы, когда вся страна только и делает, что торгует и разворовывает.