Три брата - [5]

– Вставай, Машутка, пойдем в хлев.

Лошадь, судорожно барахтаясь, попыталась было встать, но не смогла и вновь бессильно уронила голову на землю.

– Придется ее поднимать, – сказал Бер подходившему с охапкой сена Танхуму. – Застели помягче стойло и захвати веревку.

Пока Танхум возился в хлеву, пришли с работы Рахмиэл и Заве-Лейб. Увидев, что отец возится с лошадью, они в один голос спросили его:

– Что с ней?

– Разве не видите? Заболела, даже не подымается.

Вышел из хлева Танхум, держа в руках толстую веревку. С большим трудом вчетвером на веревке подняли кобылу и завели в хлев.

Немного отдышавшись, Бер позвал сыновей ужинать. Когда зашли в дом, отец поставил на стол миски с картофелем, простоквашей и нарезанным хлебом. Сыновья поели и стали готовиться к ночлегу.

– А помолиться забыли? – строго спросил отец. Парни наскоро пошептали что-то, улеглись и тут же уснули.

Бер подошел к Пелте. Убедившись, что она спит, дыханье ровное, он прочитал кришму3 и тоже улегся, но долго не мог заснуть.

На рассвете, как только пропели первые петухи, Бер быстро оделся и вышел во двор. Сердце его замирало, когда он открывал двери хлева. Нагнувшись и пощупав лежавшую на боку лошадь, он всплеснул руками и отчаянно крикнул:

– О боже! Что нам теперь делать?…

Как ни тормошил он кобылу за хвост, за гриву, она лежала неподвижно, не подавая признаков жизни, с оскаленными желтыми зубами, застывшая.

Собрав последние силы, еле волоча ноги, Бер вошел в хату и, дрожа от волнения, хриплым, сдавленным голосом сообщил проснувшимся сыновьям:

– Конец! Больше нет у нас Машутки… Теперь вы будете вечными рабами у своих хозяев. Вряд ли сумеем мы когда-нибудь снова стать на ноги.

Слезы текли по его осунувшемуся, почерневшему от горя лицу.,

2

Как ни тяжко было у Бера на душе, но, вспомнив, что завтра суббота, а на воскресенье дела откладывать нельзя, он решил сегодня же вытащить дохлую лошадь из хлева и хотя бы снять с нее шкуру. Но сделать это ему одному было не под силу. Старшие сыновья ушли на работу, а Танхум опять запропастился куда-то.

«Что же делать? Куда податься?» – думал Бер. И он отправился со двора в надежде найти кого-нибудь в помощь. По дороге Бер встретил Танхума.

– Куда ты провалился? – накинулся на него отец. – У нас такая беда, а ты разгуливаешь черт знает где, будто тебя это не касается.

– А я тебе нужен?

– Надо кобылу из хлева вытащить и шкуру снять, – спокойнее ответил Бер. – В канун субботы хозяева рано не отпустят Рахмиэла и Заве-Лейба, а ты же можешь помочь… Скорей пойдем домой.

– А разве вдвоем мы ее вытащим?

– Попробуем. С веревкой, может быть, и вытащим, – убеждал его отец.

– Ну, давай, – согласился Танхум.

Они вошли во двор, и Бер направился в хлев за веревкой, но, как ошпаренный, тут же вылетел оттуда. Он в недоумении развел руками и испуганно закричал:

– Где же лошадь? Куда она могла деваться? Уму непостижимо. А может, она не околела? – вдруг осенило его.

Танхум подскочил к отцу и встревожено спросил:

– Что? Что случилось?

– Посмотри… Нет кобылы.

– Как это нет?

Он просунул голову в хлев и, убедившись, что ее и в самом деле нет, спросил:

– А может, тебе показалось, что она околела?

– Как это показалось? – недоумевал Бер. – Я сам видел. Куда же она девалась?

И вдруг он, как ошалелый, помчался с криком:

– Сек! Сек! Сек!

Услышав крик, из соседних дворов выбежали люди.

– Что случилось, реб Бер? Что случилось? – останавливали они его.

– Лошадь моя исчезла! Не иначе как дьявол ее утащил!

– Как? Как это могло случиться? – спрашивали они его.

Ближайший сосед Бера Борух Зюзин, заслышав о невероятном происшествии, пошел в хлев, чтобы воочию убедиться, так ли это. Вернувшись, он крикнул:

– Подумать только, лошади и в самом деле нет. Куда же она девалась?

Вдруг кто-то крикнул:

– Да вот же она!… Вот…

– Где?… Где?… – с любопытством вопрошали сбежавшиеся люди.

– Вон там… в лощинке…

– В какой лощинке?

– На огороде.

– На каком огороде?

– На картофельном.

Все повалили туда. Там, нагнувшись, стоял коновал и снимал шкуру с околевшей лошади. Он настолько был увлечен своим делом, что даже не заметил ни окруживших его людей, ни своры собак, с нетерпением ожидавших, когда наконец можно будет наброситься на конское мясо. Услышав шум, Хайкл, не выпуская ножа из рук, удивленно посмотрел на людей и спросил:

– Чего вам здесь надо? Никогда не видали, как снимают шкуру с лошади?

– Снимать надо, со своей лошади, а не с чужой! – раздались голоса.

– А разве я даром должен был возиться с больной кобылой? Я испробовал все, чтобы спасти лошадь. Мне было жалко ее. А еще больше я жалел реб Бера. Что он будет делать без лошади?… Но вырвать ее у бога я не в силах был… Времени у меня ушло много, а получил я за это шиш… – оправдывался Хайкл.

– Вы посмотрите на этого святошу… Сам решил себя отблагодарить, – с насмешкой сказал Борух Зюзин,

От волнения Бер побледнел и сердито закричал:

– Подлец! Собачья тварь! Если бы тебе выгодно было, ты и с меня шкуру снял бы. Ты не лучше вот этих псов, которые ждут, чтобы сожрать мою кобылу. Подавись, черт паршивый, вместе с теми, кто хочет всю мою землю забрать, а моих сыновей в ярмо запрячь.