«Что бы ему было промолчать? — думала я, все еще сидя возле его рабочего стола. — Зачем? Зачем потребовалось и меня делать сопричастной? Не захотел унести с собой в могилу… Рассказать и как будто освободиться… Как будто нет в этом ничего особенного. Дело житейское. Дух варварского времени. Похлопотал и выиграл».
Я попрощалась, постаравшись не выказать никакого волнения, но, еще не покинув квартиры, уже знала, что буду приходить сюда до конца. И, как ни странно, это решение, в отличие от многих других, действительно было выполнено.
Мы больше не касались российских бед и преступлений режима. Находили другие темы для бесед. Обсудили идею прокладки канала от Средиземного моря до Мертвого и еще несколько смелых проектов преобразования природы. Однажды наш разговор был прерван новым появлением внучки. Но она и на этот раз недолго задержалась.
Потом наступил тот день — он, конечно, должен был наступить, — когда никто не откликнулся на мои настойчивые звонки. Я повторила свою попытку еще пару раз — в разные дни недели и в разное время — глухое эхо раскатывалось по пустой квартире за дубовой дверью. Наконец я собралась с духом, позвонила в поликлинику и попросила назначить мне очередь к доктору Пумпянскому.
— Он больше не работает у нас, — сообщила регистраторша.
— Что случилось? — спросила я.
— Не знаю, — сказала она, — нас не ставят в известность.
