И в вальсе мы кружимся,
Играл на мостовой
Военного училища
Оркестр наш духовой.
Пели два голоса, мужской и женский, а аккорды гитары догоняли их, потом сливались и отступали вновь.
Музыка вошел в подъезд, начал медленно подниматься по лестнице. А над головой продолжалась песня:
Ушла далёко конница,
На запад воевать,
Пока война не кончится,
Нам свадьбы не сыграть...
Два курсанта артиллерийского училища и девушка спускались ему навстречу. Они были совсем молоденькие, и форма на них не обмялась и сидела мешковато. Впереди шли высокий парень в зеленой шерстяной пилотке, он и играл на гитаре, и девушка. Второй чуть отставал от них — спускался, отбивая чечетку в такт песне.
Увидев командира, курсанты, как по команде, прервали песню и прижались к перилам.
— Виноват, товарищ капитан, — сказал гитарист.
— Ничего, — снисходительно махнул рукой Музыка, — веселитесь пока.
Он шагнул вверх, обходя курсантов, и сначала не понял, что случилось с его рукой, почему вдруг ее разорвала острая, ломящая боль. Он захрипел, опускаясь на колени, увидел руку девушки, расстегивающую его кобуру, ствол нагана в руке второго курсанта.
Дверь квартиры Шантреля распахнулась, и из нее вышел высокий командир милиции. Он посмотрел на него и сказал буднично, как будто ничего не случилось:
— Здравствуйте, Музыка, вот и довелось встретиться, а я боялся, что вас по дороге подстрелят.
И только тогда Бронислав понял все и закричал надрывно и страшно...
— Езжайте, — приказал Данилов. Он еще раз взглянул на Музыку, сидящего в машине между Муравьевым и Парамоновым. — Езжайте.
— А вы? — крикнул Игорь.
— Я потом, позже.
Он пошел по улице, не видя людей и не замечая дороги. Спроси его, куда он идет, Данилов бы не ответил. Повинуясь внутреннему автоматизму, переходил улицы, пережидал машины у перекрестка. Наконец вышел к Сокольническому парку и только сейчас понял, что именно сюда собирался уже целый год.
Иван Александрович миновал трамвайный круг, вошел в ворота. С каждым шагом он углублялся все дальше и дальше в заросшие, давно не убиравшиеся аллеи. Но именно такими они нравились ему больше, они стали напоминать настоящий лес.
Людей почти не было. Только в березовой роще сидел на складном стульчике старичок и что-то рисовал. Данилову очень захотелось подойти к нему, но он постеснялся. Прошел еще метров двести и сел на лавочку.
Вокруг умирало лето. Желтые листья засыпали дорожку, остро пахло свежестью и прелью. Данилов глядел на аллею и пытался вспомнить, где он уже видел все это. Пытался вспомнить и не мог. Тишина успокоила его, и он задремал. А когда раскрыл глаза, то вспомнил, что видел такие же деревья, и лавочку, и аллею в лесничестве у отца. В его кабинете висела цветная литография картины Левитана «Осенний день. Сокольники».
