Тревожные ночи Самары - [55]

— А ты почему не зашла за ней? Что она там покупает?!

— Нет ее в аптеке, нет! Я зашла, а ее нет!

— Смотри во все глаза! Сейчас будем!

Он повесил трубку, дал отбой и тотчас снова торопливо позвонил:

— Алло! Дежурный? Автомашину! И всех, кто есть в отделе, — со мной.

6

В самой дальней комнатке аптеки, заставленной банками, бутылями, коробочками и бумажными кулями, Гаюсов инструктировал руководителей ударных пятерок. Пока подошли только трое: кряжистый железнодорожный инженер с висячими усами, рослый хлыщеватый красавец с очень высоким от залысин лбом и скромный рябенький человечек в обмотках, с темными следами отпоротых карманов на гимнастерке. У каждой пятерки была своя локальная задача, и Гаюсов считал, что чем меньше боевики будут знать друг о друге, тем незначительней будут потери в случае провала.

Однако же ограничиться только сухим инструктажем Борис Аркадьевич, естественно, не мог: позер по натуре, он нуждался в театральщине, в эффектах. Стоя с вытянутой рукой возле батареи разноцветных банок и опираясь костяшками согнутых пальцев о столик, он говорил, обегая взглядом лица слушателей:

— Поздравляю вас, господа! Пора бездействия кончилась. Отныне мы уже не вправе распоряжаться собой — теперь наш ум, наши сердца, каждая минута жизни должны быть подчинены руководству Самарского освободительного центра. От его имени я и уполномочен с вами говорить.

Видимо, он все же перехватил с патетикой: породистое лицо хлыща поморщилось, железнодорожник напряженно смотрел в угол. Только человек в обмотках с восторгом пялил на него светлые свои глазки.

— Вы знаете, что именно вашим пятеркам придется особенно нелегко. — В голосе Гаюсова прозвучали драматические нотки. — Захват и уничтожение архивов ЧК потребуют от вас не только отчаянной смелости, но и невероятной быстроты действий… Я познакомлю вас с подробным планом операции, и мы вместе уточним боевые задачи каждой пятерки. А несколько позднее вы встретитесь с одним из руководителей нашего освободительного движения. Этот человек обладает всей полнотой власти…

Дверь распахнулась. На пороге стояла Нюся. При виде Гаюсова лицо ее вспыхнуло радостью, в которой, впрочем, было что-то от безумия.

— Ты!.. — с горечью и болью выкрикнула она с порога. — Ты! Подлец!

Изумленный, Гаюсов не успел и слова сказать: застыв в своей античной позе, он смотрел, как Нюся вынула из кармана браунинг, как медленно подняла руку с оружием и выстрелила ему в лицо. Но нажала она на спусковой крючок слишком резко, ствол нырнул, и пуля, выпущенная с расстояния пяти шагов, не задела Гаюсова.

Звуки двух выстрелов почти слились: сидевший возле двери белоглазый человек в обмотках не промахнулся. Дернувшись, как от толчка, Нюся выронила блестящий браунинг. Опустилась на колени, прижимая руку к груди, и мягко ткнулась лицом в какой-то мешок.

Гаюсов бросился к двери и щелкнул задвижкой.

— Быстро! — скомандовал он, засовывая в карман бумажки, которые минутой раньше разложил на столе. Он подбежал к окну, выдернул шпингалет из гнезда, толкнул раму. — Уходим через дворы! О следующей встрече известим, как обычно. Быстро! Сейчас здесь начнется.

Первым выскочил на подоконник лысоватый хлыщ. За ним, мешая друг другу, выбрались железнодорожник и мужичонка. Гаюсов носком штиблеты повернул голову Нюси. Лицо ее уже стало изжелта-бледным, из уголка рта и носа стекали темно-красные струйки, впитываясь в мешковину.

— Да-а… — Гаюсов скрипнул зубами, отвернулся и взялся за оконную раму…

В дверь нерешительно толкнулись, послышались взволнованные женские голоса:

— Соломона Давыдовича позвать…

— Ой, осторожно вы…

— А почему я? Сама и сбегай…

— Нет, я, я…

Затем за дверью стало тихо. И только минут через пять забухали шаги. От могучего удара Шабанова дверь чуть не слетела с петель, а задвижка согнулась, будто жестяная. Четверо чекистов — среди них Женя и Белов — вломились в комнатку. Звякнули задетые кем-то склянки, разбилась, упав со столика, желтого стекла бутылка. Запахло не то эфиром, не то еще чем-то аптечным.

— В окно! — крикнул Белов. — Шабанов, Коничев, живо!

Женя, присев на корточки, смотрела на Нюсю. Отогнула веко, попыталась нащупать пульс. Подняла глаза на начальника.

Видно, взгляд Жени сказал ему все.

— Эх, Анна Владимировна!.. — Белов закусил губу, быстро-быстро заморгал. — Как же это я… Ах ты, незадача какая…

— Товарищ Белов, — доложил молоденький сотрудник с порога. — Все задержанные в кабинете.

— А провизор?

— Тут. Аптечные барышни сбегали.

— Ладно, пошли, — хмурясь, сказал Белов.

7

В стеклянных шкафах, уходивших вдоль стен под самый потолок, было столько пробирок, склянок, пузырьков и бутылок с хвостами рецептов, что чекисты старались ходить по провизорскому кабинету бочком, только бы ненароком чего не задеть. Сам хозяин провизорской, курчавый, обильно седеющий брюнет в шлепанцах и жилете — прибежал из дому, в чем был, — сидел на кожаном диване и перепуганно таращился на Белова поверх пенсне. А тот говорил:

— Стало быть, так-таки ничего и не знаете? Хорошо. Были дома? В вашей аптеке собирается контра, человека убивают, а вы, значит, и в ус не дуете? Извините, Соломон Давыдович, не резонно в эдаком положении отпираться и не умно…