Тревожные ночи Самары - [42]
— Очень я рад, Александр Федорович, что у вас со здоровьицем дела на поправку пошли, — доброжелательно говорил Белов. — Как на духу скажу: крепко я на вас рассчитываю. На старого, значит, знакомого…
Простовато улыбнулся Иван Степанович, ласково. Слабое подобие улыбки обозначилось и на лице Башкатина, хотя слова Белова его заметно разволновали.
— Почту… за честь, — выговорил он, чуть запинаясь. — Только чем же… Чем я могу быть полезен ЧК?
Слово «ЧК» он произнес шепотом.
— Вы, Александр Федорович, можете оказать нам большущую услугу, — еще мягче продолжал Белов и дружески положил ладонь на слоновье колено Башкатина. — Вашу личную безопасность я гарантирую, не пугайтесь… Да и дело-то предстоит пустяковое.
При слове «безопасность» по лицу толстяка пробежала тень тревоги.
— Слушаю-с, — тихо сказал он, не отрывая глаз от лица чекиста.
— В общем, так. — Белов помедлил. — Есть резон побывать вам у фининспектора на Советской. И заявить патент… Или как там называется — выбрать?.. Короче, объявить о своем желании взять патент на большую сумму оборота.
— Но я не собирался покуда… У меня здоровье… — забормотал ошарашенный Башкатин.
— Соберитесь. И лучше сегодня, до закрытия… Заявку оставите, а деньги внести не успеете, хорошо?
— Зачем… это?.. — горестно прошептал Башкатин.
— Надо, Александр Федорович, надо. Слушайте дальше…
…Вот и действовал теперь Башкатин по чекистской инструкции. Когда он сунулся к Старухину со своей бумагой, было без трех минут шесть.
— Давайте, любезнейший, отложим до послезавтра, — сказал начальственно рыжий фининспектор. — Все едино деньги ваши мы сегодня уже не примем.
— А… листок… оставить? — робея, осведомился Башкатин.
— Заберите! — Старухин мизинцем ковырнул бланк, и тот скользнул по барьеру к толстяку. — Послезавтра, все послезавтра!
Подавленный, спускался Александр Федорович по лестнице из финотдела. Бланк, который не взял фининспектор, жег сквозь пиджак и жилет. Господи, боже мой, что скажет чекист?..
2
Секретарь Самарского губкома РКП(б), высокий худощавый человек, еще не старый, но седой, говорил, обращаясь к шестерым своим слушателям, сидящим в его кабинете за длинным столом:
— Давайте не будем разбрасываться, говорим мы себе сегодня, давайте сосредоточим все силы на главных направлениях. Но вот вы скажите мне, что не главное? Агатов — знаете, наверное? — наш предгубкомтруддезертир, доложил мне вчера, что на заводах Самары сейчас работает в среднем по шестьдесят человек. Представляете? Борьба с трудовым дезертирством — главное? Главное! А борьба с холерой не главное? Боевой эпидотряд, на который мы так надеялись, явно не справляется, товарищи. Идем далее: голод. Вы знаете, сколько хлебных ходоков стучится ежедневно в кабинеты губкома и губисполкома? Хотя это — ладно, стерпим. Но вот на вокзалах начинают находить умерших от голода детишек, так ведь, Шмагин?
Начальник транспортной ЧК кивнул: точно, есть такие факты.
— Товарообмен с Сибирью, Украиной и Белоруссией только-только наклюнулся, рассчитывать на него пока не стоит. Начинаем эвакуацию голодающих, а ведь у нас еще беженцев да военнопленных сколько! Тысячи. Особоуполномоченный Центроэвака товарищ Меркин жалуется на нас, товарищи. Правда, он просил меня вручить Ратнеру вот это…
Секретарь выдвинул ящик стола и достал лист плотного белого картона.
— Разрешите, я зачитаю.
«В тяжелые для Советской Республики дни зимы — весны 1921 года начальник особого отдела ЗВО товарищ Ратнер оказал деятельное содействие губэваку в деле продовольствования свыше 10 тысяч человек беженцев переселенческого и военнопленного контингентов. Благодаря энергии и умелым мерам облегчено катастрофическое положение с продовольствием и не допущены печальные последствия голода. Горячая признательность тов. Ратнеру!».
— И подписи, — заключил секретарь. — Прошу!
Узколицый, шевелюристый Ратнер подошел, пожал руку секретарю и положил картон перед собой.
— Ишь! — с уважением вздохнул у него под ухом Белов, заглядывая в аттестат.
— Очень приятно, конечно, но будем думать о сегодняшнем моменте, — чуть громче сказал секретарь, покрывая шумок. — Что творится на нашей Самаро-Златоустовской? На желдороге, товарищи, царят взяточничество, разгильдяйство и всяческое потворство мешочникам. Мы понимаем, что люди едут в поисках хоть какой-нибудь еды, но если мы ослабим контроль, мы задохнемся. Транспортные перевозки — тоже главное, как видите. А пожары, по дюжине на день? А ограбления складов — третье за неделю? При нынешней нехватке продовольствия так прохлопать — это же преступление против революции! Губподотдел милиции плохо следит за городом, а вы, товарищ Сухарев, неумело ищете!
— Как это так — плохо? — возмущенно пробурчал начальник уголовного розыска Сухарев. — Рыжих-то вчера поймал… Которые губэвак обчистили.
— А продовольствие не нашли. Сгинуло. Не так? То-то же! Больше самокритики, товарищи!
Секретарь звякнул графином, налил в стакан воды, отпил.
— Теперь об осложнениях с развитием НЭПа. То, о чем доложил товарищ Вирн, очень серьезно! Не могу не согласиться с вами, товарищи чекисты: тут не просто уголовщина. Действия этих бандитов носят ярко выраженный политический характер. Здесь и компрометация органов Советской власти, и дискредитация новой экономической политики, и, наконец, что немаловажно, террор, запугивание нэпманов. А мы с вами кровно заинтересованы, чтобы они развертывали производство и торговлю и тем самым помогали нам восстановить экономику.
В основу повести положены эпизоды так называемых маорийских войн 1843–1872 гг. Главные персонажи ее — вымышленные лица, однако при разработке сюжетной линии автор широко использовал конкретный фактический материал из истории Новой Зеландии периода маорийских войн.
![Без права на покой [Рассказы о милиции]](/storage/book-covers/24/24d2d65877b939e0b22d7a1e86438ffbd2e9e2ce.jpg)
Очерки, документальные рассказы и повести, помещенные в этой книге, посвящены теме охраны государственной собственности, борьбы с бесхозяйственностью, расточительством, рвачеством. На примерах, взятых из жизни Куйбышевской области, авторы показывают целеустремленную и напряженную работу, которая ведется в этом направлении…
Рожденная в огне революционных битв, воспитанная Коммунистической партией, неразрывно связанная с народом, советская милиция с первых дней своего существования стала надежным стражем социалистического общественного порядка. Об этом и рассказывают материалы, помещенные в настоящем сборнике.
Конец 1921 года. Война закончилась, но еще много разных отрядов и групп из недобитыхбелогвардейцев, а то и просто бандитов, шастают по просторам Дикого поля и Поволжья.В Самарской губернии таким «бельмом в глазу» для чекистов стала Атаманская армия Василия Серова, бывшего унтер-офицера царской армии. Пользуясь неразберихой и малочисленностью красноармейских отрядов, банда Серова наводила страх и ужас на жителей станиц и небольших городков Поволжской степи. В конце концов, после особенно дерзкого нападения серовцев на уездный город Пугачев, руководство губчека приняло решение выманить банду из степи и уничтожить…
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.
Валентин Владимиров живет тихой семейной жизнью в небольшом городке. Но однажды семья Владимировых попадает в аварию. Жена и сын погибают, Валентин остается жив. Вскоре виновника аварии – сына известного бизнесмена – находят задушенным, а Владимиров исчезает из города. Через 12 лет из жизни таинственным образом начинают уходить те, кто был связан с ДТП. Поговаривают, что в городе завелась нечистая сила – привидение со светящимся глазами безжалостно расправляется со своими жертвами. За расследование берется честный инспектор Петров, но удастся ли ему распутать это дело?..
Если вы снимаете дачу в Турции, то, конечно, не ждете ничего, кроме моря, солнца и отдыха. И даже вообразить не можете, что столкнетесь с убийством. А турецкий сыщик, занятый рутинными делами в Измире, не предполагает, что очередное преступление коснется его собственной семьи и вынудит его общаться с иностранными туристами.Москвичка Лана, приехав с сестрой и ее сыном к Эгейскому морю, думает только о любви и ждет приезда своего возлюбленного, однако гибель знакомой нарушает безмятежное течение их отпуска.