Тревожные ночи - [76]

Потом я почувствовал, как земля закачалась и кипящая вода с ревом откатилась от берега. Какое-то мгновение мне казалось, что я поплыл по воздуху. Когда же подо мной вновь оказалась земля, я машинально пополз…

На рассвете мои боевые товарищи нашли меня на развалинах дзота. Левая рука моя посинела, плечо все было в крови. По-настоящему я очнулся лишь в полевом лазарете, обессиленный, с перевязанной грудью и ампутированной рукой…

«Каменный дом» (Рассказ капрала)

К вечеру немцы в четвертый раз пошли в атаку. Группы наших солдат по семь — восемь человек выскочили из еще уцелевших на Венгерской улице двух зданий. Упав на мостовую, они поползли, сгребая грудью тонкий слой только что выпавшего снега. Ураганный огонь вражеских пулеметов и минометов не ослабевал. Под его прикрытием немцы крались между грудами битого кирпича и мусора. Окна двух зданий, в которых были установлены десятки пулеметов и мелкокалиберных автоматических пушек, окутались дымом. Иногда он становился настолько густым, что немцы прекращали стрельбу. Для того чтобы увидеть наш дом, они вынуждены были ждать, когда дым рассеется.

Мы, солдаты третьей штурмовой группы, закрепились в трехэтажном здании, вблизи Венгерской улицы. В боевых донесениях полка оно называлось «каменным домом». Это было довольно старое здание с толстыми гранитными стенами у своего основания. Верхние его этажи были сложены из красного прессованного кирпича, крепкого, как гранит. Крыша, окна и двери дома сгорели, вероятно, еще в первую бомбардировку. Мы следили за немцами, стоя у оконных проемов, предварительно заложенных кирпичом и камнем. Мы знали, что они и на этот раз, сосредоточившись в развалинах, бросятся на штурм «каменного дома». До нас доносилась частая, как дождь, дробь пуль и тонкий свист пулеметных очередей. Вверху над нами, а также в пустых комнатах первого этажа со страшным грохотом, выбрасывая снопы искр, рвались мины.

Нам снова одним предстояло отражать яростные атаки немцев. Остальные подразделения нашей части были остановлены противником на линии домов позади нас. И только справа от нас наши занимали еще одно здание, откуда ночью мы могли получить помощь. Вторая штурмовая группа была уничтожена немцами еще во время их первой контратаки. «Каменный дом» таким образом стал передовой позицией на нашем участке фронта; он глубоко вклинился в извилистую линию обороны немцев.

Я напряженно прислушивался, ожидая момента, когда со второго этажа заговорит пулемет Бурады. Сигнал к открытию огня всегда подавал он. Через пролом в стене было видно, как, извиваясь, все ближе и ближе подползали немцы. «Что бы они ни делали, — думал я, — все равно им не одолеть нас, не захватить «каменный дом». Правда, нас осталось маловато, всего только семь человек. Однако у каждого, за исключением снайпера Василия Цупы, был пулемет и много пулеметных лент. А поскольку участок, на котором скапливались гитлеровцы, не превышал в длину и двухсот метров, никому из них не удавалось живым выйти из развалин. Каждый раз немцы откатывались с огромными потерями. Перед нами лежали вражеские трупы, число которых увеличивалось с каждой атакой; их было так много, что мы не знали, в кого стрелять, — трудно было отличить, где живые, а где мертвые.

— Чего тут разбираться? — горячился Бурада. — Живые с винтовками!

— А я стреляю во всех без разбору, чтоб им пусто было! — проговорил сержант Ангелаке.

Именно так мы и поступали — били по немцам напропалую, били до тех пор, пока или не уничтожали всех до единого, или не заставляли отползти их за здания, откуда они выходили в атаку. И вот теперь немцы в четвертый раз устремились в атаку. На этот раз ожидание уже не показалось нам столь томительным и лихорадочным, как прежде. Я лежал за пулеметом, опершись на локоть и повернув голову в сторону товарищей. В каждой из разделявших нас стен зиял пролом, через который мы подавали сигналы или при необходимости могли перебежать из одной комнаты в другую. В третьей комнате за пулеметом лежал капрал Аврам Винтилэ. Он был такого маленького роста, что едва доставал до ручек пулемета. Его большая шапка-ушанка из вывороченной овчины постоянно сползала ему на лоб, закрывая глаза. В средней комнате сержант Ангелаке и солдат Ион Букура прилаживали еще один пулемет. Букура был призван в армию недавно. Здесь, в Будапеште, ему впервые пришлось принять участие в бою. Как и мы, он был сапером. В штурмовую группу его взял сержант Ангелаке.

— Разбитной парень… соображает что к чему! — расхваливал его Ангелаке.

И в самом деле, неделю назад во время штурма казармы «Франц Иосиф» Ион Букура, перемахнув через железнодорожную насыпь, под огнем противника подложил заряд тротила под бетонную стену и зажег запальный шнур. С тех пор Букура всегда был там, где Ангелаке. А в бою ни на шаг не отходил от него.

Сержант Ангелаке, немного хмурый, неразговорчивый, был самым сообразительным среди нас. Мы ничего не предпринимали без его совета; даже командир отделения не принимал ни одного сколько-нибудь важного решения, предварительно не поговорив с Ангелаке. А разве сумели бы мы без него овладеть «каменным домом»? Вечь немцев было в пять раз больше нас! А какая прочная у них была оборона! На окнах — мешки с песком, в амбразурах — крупнокалиберные пулеметы, вход охраняло отделение альпийских стрелков!.. Ну как тут прорвешься? Но Ангелаке, как всегда, нашел выход. Накануне он весь день простоял с биноклем в подвале одного из зданий, занятых нашим полком. Вечером Ангелаке позвал меня и Бураду в подвал.