Тревожные ночи - [48]

— Ха-ха-ха, — опять засмеялись рыбаки.

Я тоже от души расхохотался. Но вдруг Маринча прервал смех и спросил, что я сделал с пленными немцами.

— Отослал в полк, — ответил я. — Оттуда их отправят в лагерь. Что ж с ними еще делать?

— Надо было бы отдать их нам, чтобы мы сами судили, — хмуро возразил он. — Вы знаете, что они натворили! По дороге сюда в одном селе за Зэвой они подожгли дома и расстреляли всех детей! Вот туда бы их отвести да отдать в руки народа! Вот что нужно было сделать! — глухо проговорил Маринча.

Что я мог ему ответить? Я замолчал, чувствуя на себе колючие взгляды рыбаков.

— Весь мир превратили в развалины, столько горя всем принесли! — сердито выпалил Маринча. — Проклятые собаки!

Мне довольно часто приходилось бывать в хижинах рыбаков и отведывать по их приглашению вкусной ухи или обжигающей рот жареной рыбы прямо с раскаленных углей. Я хорошо был знаком с их жизнью. И я знал, что ни один из них не испытывал такой ненависти к немцам, как Маринча… Я внимательно посмотрел на него и заметил, как судорожно дергаются мускулы его лица и сверкают в отсветах костра черные глаза. Огонь отбрасывал красноватые блики на голую богатырскую грудь рыбака.

— Вот придет скоро справедливость… — добавил он чуть тише.

— Почему скоро?! Уже пришла, она уже в Крайове, — возразил один из рыбаков.

Я понял, что они говорят о Красной Армии. Только ли они одни ее ожидали? Нет, ее ждали все! И мы тоже!.. Теперь, после первого замешательства, немцы пришли в себя и всеми силами пытались пробиться через границу в Болгарию. Как мы одни могли им противостоять? Мы были в силах лишь сдерживать немцев на Дунае в ожидании подхода советских войск, чтобы потом совместными силами разгромить их.

Каждый думал о Красной Армии как о символе справедливости, той самой справедливости, о которой так истосковались наши сердца. Некоторое время молчание в сарае нарушалось лишь воем ветра да гулом плещущихся о берег волн. Иногда под навес прорывалась мелкая дождевая пыль. На зеленых концах брошенных в костер ивовых веток шипел беловатый сок.

— Вот так-то, господин младший лейтенант, — снова заговорил Маринча, и его голос прозвучал как-то особенно резко. — Следует отплатить немцам за все, что мы вытерпели по милости Гитлера.

— Так мы им и отплачиваем, — возразил я. — Выгнали их из страны… А сейчас легче станет не только нам, но и болгарам, сербам, а может быть, и другим народам…

— То есть как это так? — перебил меня Маринча, сразу же заинтересовавшись.

— Да так… Теперь и болгары восстали против них!

— Правда? — недоверчиво спросил он.

— Да! Как раз сегодня в Болгарии началось восстание!

При этом известии лица рыбаков посветлели. А один из них исподлобья пристально посмотрел на Маринчу. В тот момент мне был еще непонятен скрытый смысл этого взгляда.

— Значит, это правда! — словно отвечая на свои мысли, проговорил Маринча.

Потом он поднялся и как был — без шапки, в накинутом на плечи пиджаке и расстегнутой на груди рубашке — вышел из сарая навстречу дождю и ветру. Сквозь похожую на туманное облако завесу моросящего дождя было видно, как он стоял, не двигаясь, будто стараясь проникнуть взглядом в темноту, скрывавшую противоположный, болгарский берег… Постояв некоторое время, Маринча шагнул вперед и исчез за брезентом, закрывавшим вход в одну из хижин. Я нашел его там растянувшимся на осоке с закинутыми за голову руками.

— Что с тобой? — спросил я, — Что случилось?

— Ничего, — ответил он мне. — Я думал… я рад тому, что и болгары восстали.

Маринча что-то не договаривал. Я это чувствовал по его голосу. Но мне некогда было его расспрашивать, так как в этот момент прибежал солдат первого секрета и доложил, что на заставе меня поджидает командир батальона. Связной подвел лошадей, мы вскочили в седла и рысью помчались назад через заросли ивняка.

* * *

На заставе я действительно нашел командира батальона. С ним был еще какой-то офицер генерального штаба в чине капитана. Они сидели за столом, склонившись над развернутой картой. Палец капитана вдруг остановился на пунктирной красной линии, которая делила один из квадратов карты пополам. Капитан переглянулся с командиром батальона, и тот сейчас же повернулся ко мне.

— У меня для вас особое задание, — начал он. — Необходимо перебраться туда!

Я не сразу понял, о чем идет речь, и спросил:

— Перебраться?.. Куда перебраться?

— Туда, — повторил майор. — К болгарам! Необходимо связаться с отрядом, который дерется с немцами на том берегу, как раз напротив нас. Поезжайте и разузнайте все. Нам нужно выяснить, куда передвигаются немецкие войска. Как бы они снова не вторглись в нашу страну!

Задание было не из легких, и я задумался: «В такую погоду и в такое время перебираться через Дунай?! Удастся ли мне достичь болгарского берега? А потом неизвестно, на кого там нарвешься. Неровен час, к немцам в лапы попадешь!»

— Что, боитесь? — резко спросил меня командир батальона.

— Да, есть немножко, — признался я.

— Действуйте умно, хладнокровно, — сказал офицер генерального штаба, — и тогда все будет в порядке. Пойдете переодетым… Прошу сюда, — он сделал мне знак приблизиться к карте, — я покажу вам, что необходимо им сообщить…