Тревожные ночи - [23]

Наша группа старалась держаться поближе к Митрицэ Бэлаша и младшему лейтенанту Гине. Мы недоуменно поглядывали на людей, которые, словно ожидая чего-то, смотрели вперед. Бэлаша, локтем прокладывая дорогу, стал пробираться сквозь толпу к передним рядам. Расталкивая солдат, мы тоже бросились вперед. Мы следовали за ним до тех пор, пока нам не преградил дорогу высоченный солдат. Его никак нельзя было сдвинуть с места. Мы сгрудились за его спиной в ожидании дальнейших событий. Митрицэ дернул солдата за рукав.

— Эй, браток, что там происходит? — спросил он его.

Верзила недовольно пожал плечами, продолжая смотреть вперед поверх голов. Тогда Митрицэ юркнул мимо него и удивленно, словно не веря своим глазам, прошептал:

— Думитраке!..

Великан был из нашего села, один из сыновей Быркэ. Он служил в том же полку, что и мы.

— Что здесь происходит, Думитраке? — допытывался Бэлаша.

— Немцы, господин сержант, не пускают нас. Хотят, чтобы мы шли с ними туда, через горы!

Митрицэ, ругаясь вполголоса, стал вместе с Думитраке снова пробираться вперед. Держась друг за друга, мы старались не отставать от них. Наконец мы дошли до первых рядов и увидели, что вторая дорога была перекрыта немецкой частью СС, которая, угрожая пулеметами, установленными на краю кювета, не давала румынским солдатам двинуться на юг. Из легкой танкетки, уткнувшейся носом в канаву, торчали стволы двух тяжелых пулеметов. Между ними стоял немецкий полковник с мрачным сухим лицом и темными от загара впалыми щеками. Он что-то свирепо кричал по-немецки, размахивая пистолетом. Мы понимали лишь отдельные слова.

— Назад!.. В колонну!.. Назад!

— У-у-у! — упрямо кричали мы. — У-у-у!

Было ясно, что мы не желаем ему подчиняться. Накопившаяся в сердцах многотысячной толпы ненависть внезапно вырвалась наружу. Те, кто стоял впереди, еще плотнее сомкнулись и с оружием наготове угрожающе двинулись вперед, в сторону охраняемой немцами дороги. Немецкий полковник дал знак, и пулеметы, установленные на танкетке, выпустили несколько коротких очередей над нашими головами. Мы растерянно остановились шагах в тридцати от кювета. Полковник на танкетке опять поднял руку с пистолетом и стал что-то кричать. Лишь немного погодя передние смогли понять, что он хочет говорить с офицером.

— Офицера… Офицера сюда!

Море людей заволновалось; солдаты смотрели один на другого и, оборачиваясь назад, кричали:

— Офицера… офицера!

Но они напрасно надрывались: офицеров не было.

— Они все сегодня ночью на машинах удрали! — крикнул кто-то.

— К черту офицеров! — запальчиво орал другой. — Не нужны нам офицеры!.. Они нас в огонь толкнули, а потом бросили!

— Тогда выходи ты, умник! — подтрунил чей-то голос. — Пойди и скажи этому на танкетке, что мы по горло сыты союзничками, скажи, домой, мол, хотим! Ну, иди!

Казалось, так и не удастся нам найти офицера. Но тут мы вспомнили о Гине, учителе из нашего села. Он стоял впереди с Митрицэ и Думитраке. Люди, окружавшие его, расступились, образовав проход. Гицэ Гиня вопросительно, с удивлением посмотрел на нас, забыв, вероятно, что он офицер. Потом спокойно и уверенно пошел вперед, провожаемый десятками и сотнями недоверчивых, подозрительных глаз… Одет он был, как и мы, в солдатскую полевую форму, на голове у него была поношенная зеленоватая холщовая фуражка, на длинном ремне через плечо висела полевая сумка и автомат. Единственное, что выдавало в нем офицера, — это вырезанные из жести консервных банок поржавевшие узкие кривые полоски на погонах.

— Гицэ, стой! — предостерегающе крикнул Бэлаша.

Потом, сделав знак Думитраке следовать за ним, побежал за учителем. Поравнявшись с ним, он пошел рядом с Гицэ, держа автомат наготове. Увидев это, мы бросились к ним и окружили их тесным кольцом. К нам присоединились стоявшие впереди солдаты, у которых были винтовки и автоматы.

Плотно обступив Гицэ, мы остановились шагах в десяти от немецкой танкетки. Позади нас, угрожающе сжимая в руках оружие, затаив дыхание, ждали солдаты. Только справа, на дороге, по которой продолжали в панике отступать перепуганные немцы, слышался непрерывный нарастающий шум. Полковник недовольно окинул взглядом нашу группу и неожиданно заорал, угрожающе размахивая пистолетом перед лицом Гицэ Гини:

— Was ist das? [3] Это разве армия?.. Где дисциплина?.. Цыгане!

Но тут Гицэ Гиня, словно взорвавшись от возмущения, неожиданно выскочил вперед. Он сделал несколько шагов к полковнику и крикнул по-немецки:

— Господин полковник, напоминаю вам, что вы еще находитесь на румынской земле!

— Nein! [4] — заревел полковник. — У тебя есть пять минут времени для того, чтобы построить на шоссе этих болванов!

Потом поднял руку, в которой был зажат пистолет, и членораздельно на ломаном румынском языке приказал:

— Вы-пол-нять!

Стоявшие за нашими спинами солдаты, не понимая, о чем идет речь, заволновались. Гицэ Гиня повернулся и громким голосом стал разъяснять им слова полковника:

— Он говорит, чтобы мы вошли в колонну!

— Не пойдем с немцами! — крикнул Митрицэ.

Еще мгновение — и голоса Гицэ Гини и гитлеровского полковника потонули в оглушительном крике многотысячной толпы румынских солдат, которые, угрожающе подняв винтовки, стали кричать: