Тревожное счастье - [49]

— Ксана! Сашин муж пришел… Петя! Из лагеря!

Молодая женщина, услышавшая эту новость еще на улице и прибежавшая, чтобы убедиться своими глазами, от неожиданности выпустила сито, оно покатилось через всю хату к Сашиным ногам. Аксана робко, застенчиво подошла, протянула красную, загрубевшую руку.

— Добрый день, Петя. С возвращением вас… Счастливым… Чтоб было счастливым…

Потом кинулась к Саше, обняла и залилась слезами. Увидела чужие радость и горе — вспомнила свое: убитого немцами свекра, мужа, который находится неведомо где — может, давно снег укрыл его белые кости.

Саша понимала, что ей следует ответить слезами, сказать что-нибудь. Но не было ни слез, ни слов. В эту минуту заплакала в колыбели Ленка. Поля вынула ее и поднесла «отцу». Он поцеловал и тихо вымолвил:

— Доченька моя.

Саша вздрогнула. Она забыла об Аксане, о ее слезах, вся сжалась и ревниво следила за каждым движением Лялькевича, готовая в любой момент броситься и отобрать у него ребенка. Какая она ему дочь! Но Владимир Иванович, казалось, почувствовал это и быстро отдал малышку Поле. Саша вздохнула, вспомнила свою роль и поцеловала соседку в мокрую щеку.

— Успокойся, Аксана. Такова наша женская доля.

— Ксана, — обратилась к ней Поля, — ты дашь мне?.. — она не сказала чего. — Гостя встретить. Может, когда-нибудь разживемся…

— Полечка, родная, о чем разговор! Все, что есть у меня в хате. Вместе жить — вместе горе пережить…

Поля и Аксана торопливо вышли. Даник хитро улыбнулся комиссару.

— А я пойду дров наколю. Чтоб видели, что все мы встречаем гостя.

Они остались одни. С минуту длилось молчание.

«Почему он молчит?» — нервничала Саша. Если б она не боялась взглянуть на него, то поняла бы причину. После непосильного физического и душевного напряжения комиссару стало дурно. Побледнев, он прислонился головой к стене, боясь потерять сознание. Нет, и на этот раз он поборол слабость, вытер рукавом холодный пот со лба, тихо попросил:

— Александра Федоровна, дайте, пожалуйста, воды.

Она взглянула и ахнула:

— Вам плохо?

Он пил, и зубы его стучали о край кружки. Теперь она стояла рядом, внимательная, чуткая, забыв о своих переживаниях.

— Может быть, ляжете?

— Нет, ничего. Прошло, — он виновато улыбнулся. — Александра Федоровна, поверьте, я ничего не знал… Для меня это очень важно.

— Владимир Иванович, зачем вы так? Почему вы думаете, что я вам не верю? Вы как бы предостерегаете меня от чего-то, и выходит, что вы сами мне не верите. Поймите: для меня это — задание организации, ваше…

— Только не мое.

— Это задание партизан, а вы их командир. Смотрите на меня, как на партизанку, выполняющую ваше задание. Так мне будет легче. Вы — командир, я — ваш боец. Обо всем остальном я сама подумаю. О своей дочке, о своем муже…

Он склонил голову.

— Я вас понимаю. Спасибо вам…

Саша нахмурилась.

— Не за что. Я ничего еще не сделала, — и, чтоб перевести разговор на другую тему, спросила: — Давно вас ранили?

— На праздники. Мы решили поднести им «праздничный сюрприз». Налетели на Зубровку, там у них склад боеприпасов. Склад подожгли… Гитлеровцы бросили нам вдогонку танки. Они били из орудий. И меня — осколками…

— Скажите, много у вас там людей в лесу?

— Много, — в его карих глазах вспыхнула чуть заметная усмешка. — Вы имеете в виду наш отряд? Но разве наш отряд один? Отряды везде, в каждом районе, в каждом лесу. Они растут как грибы.

Саша доверчиво приблизилась.

— Вот хорошо! Надо, чтоб узнали об этом люди. А то мы сидели здесь, как в потемках. Ничего не знали, ничего не видели. Покуда хлопцы не связались с вами. Вы не представляете, как это страшно. Какие приходят тяжелые мысли.

Глаза комиссара вдруг загорелись странным огнем, он оглянулся на окна и схватил Сашу за руку. Она хотела отнять руку, но он тянул ее к себе.

— Слушайте, Александра Федоровна! Вам… вам первой я сообщу новость… Счастливую новость. Позавчера по радио приняли.

Услышав эти слова, Саша послушно села на лавку рядом с ним, не отнимая больше руки, которую он сжимал все сильнее и сильнее.

— Наши разгромили немцев под Москвой. Слышите, Саша? Разбили! И гонят прочь гадов. Тысячи трофеев! Тысячи пленных!.. Вот об этом нужно, чтоб народ как можно скорее узнал! У меня в шинели зашито несколько листовок. Мы их размножим…

Кто-то застучал в сенцах. Они прекратили разговор, и Саша быстро отошла к люльке. Радостно взволнованная новостью, она подумала, что человек этот пришел сюда не только для того, чтоб залечить свои раны, но и чтоб продолжать борьбу, направлять их, молодых подпольщиков.

Через час-полтора, когда уже совсем стемнело, в хате собрались Аксана, дядька Роман с женой, сосед Федос, что месяца два тому назад пришел раненый из окружения, две старушки соседки. Женщинам хотелось увидеть Сашиного мужа, мужчинам — человека, вернувшегося из лагеря военнопленных. На столе, застланном праздничной скатертью, той, что ткала еще покойница мать в приданое дочкам, стояли тарелки с ломтиками сала, миски с огурцами, капустой, картошкой, от которой к самому потолку поднимался пахучий пар, две бутылки самогона, заткнутые кукурузными початками.

Поначалу все держались солидно, торжественно, как полагается в таких случаях. Мужчины, входя в хату, здоровались с «Петей» за руку, тетки целовались с Сашей и плакали. В те черные дни у женщин хватало поводов поплакать.