Тревожное счастье - [48]

— Поля, — снова тихонько зашептала Саша, — партизанское командование дало нам задание… приютить у себя… у нас в хате раненого комиссара. Ему сделают документы на Петино имя… Будто его из лагеря отпустили…

Дальше объяснять у нее не хватило сил. Она умолкла, и в напряженной тишине слышно было, как потрескивает фитиль в лампадке. Они ждали ответа старшей сестры. Поля молчала. Даник вглядывался в ее тень на белой стене печки. Там отразилось все: как она вздрогнула, отшатнулась от Саши, потом снова прижалась и голова ее стала медленно клониться к плечу сестры. И они поняли, что она их соратница, их верный товарищ в борьбе. Саша, чувствуя, что вот-вот не выдержит и заплачет, прижалась к Поле, а Даник по-мужски сдержанно похвалил:

— Молодчина ты у нас!..

VI

Он приехал под вечер.

Возчик в облезлом кожушке остановил тощую лошаденку у колодца, недалеко от школы, где размещались полицейские. Помог выбраться из саней человеку в шинели и летней фуражке, с обмоткой на шее вместо шарфа, подал костыль и почти пустой вещевой мешок. Инвалид сунул возчику деньги, и тот повернул коня назад.

Человек с костылем остался посреди улицы. Левая нога его обута в стоптанный кирзовый сапог, правая — толсто обмотана грязными тряпками.

Увидев у колодца старуху, с бабьим любопытством разглядывавшую солдата, он заковылял к ней.

— Скажите, где тут хата Федора Троянова? — спросил он.

— А вон пятая отсюда. Видишь, где высокий тополь…

— А Саша… Саша их… здесь, дома?

— Саша? Ах, боженька милый! — сразу догадалась и заголосила женщина. — Дорогой ты мой! Здесь она, дома твоя Сашенька!.. С дочушкой вместе! А, болезный ты мой!

«Он аж зашатался», — рассказывала потом женщина; она хотела поддержать, предложила, что проводит, но он поблагодарил и «не пошел, не заковылял, а рысью поскакал, хоть и на одной ноге».

Через пять минут полдеревни знало, что вернулся безногий муж Саши Трояновой.

Даник наблюдал за всем этим с чердака, сквозь щель в крыше. Когда инвалид стал приближаться, он соскочил оттуда и сообщил сестрам:

— Приехал. Идет.

Сашу, которая думала, что уже надежно подготовила себя к встрече с этим человеком, охватил ужас. Она заметалась по хате, не зная, что делать, куда себя девать, схватила Ленку, но почувствовала, как трясутся руки, и передала ребенка Поле, сидевшей за прялкой. Попробовала навести порядок в хате, начала переставлять вещи, поправлять подушки. Поля сказала:

— Не надо, Саша.

А что надо? Что ей надо делать? В висках больно стучала кровь, даже зеленые круги поплыли перед глазами. Как она скажет ему, чужому, незнакомому: «Ты, Петя?» Как встретит его?

Когда скрипнули ворота, она застыла посреди хаты как каменная, боясь шевельнуться, боясь хоть на миг отвести взгляд от двери. Фантастическая, невероятная мысль сверкнула в разгоряченном мозгу: а вдруг Даник готовил ее таким образом к встрече с Петей?

Вот сейчас откроется дверь, и войдет он… Нет, нет, этого не может, не должно быть! Не надо, чтоб он оказался в плену, чтобы он пришел домой, когда идет бой за Москву, за жизнь. Разумом она не хотела его возвращения, а сердце, глупое бабье сердце, замерло в ожидании.

Дверь отворилась, и… Саша вскрикнула, напугав Полю и Даника.

На пороге стоял Владимир Иванович Лялькевич.

Он окинул присутствующих быстрым взглядом — нет ли посторонних? — прикрыл дверь и заковылял к Саше, которая стояла ошеломленная, растерянная: как ей принять человека, некогда домогавшегося ее любви? Поля, насторожившись, шагнула ему навстречу, как бы желая загородить младшую сестру.

Он остановился перед ними и, не здороваясь, однако не сводя смелого взгляда с Саши, тихо сказал:

— Поверьте, Александра Федоровна, что только сегодня, когда мне назвали вашу фамилию, я понял, что это вы. Если вам неприятно, я завтра же уйду, разрешите только переночевать, — он склонил голову, идти ему было некуда. — Скажете, что я отправился проведать своих родителей.

Поля поняла, что это всего только знакомый, и, с облегчением вздохнув, посмотрела на Сашу.

«Что ж ты молчишь? Скажи человеку хоть слово!» — говорил ее взгляд.

Саша опомнилась и протянула руку:

— Здравствуйте, Владимир Иванович!

Он выпустил костыль, чтобы пожать ей руку, и покачнулся. Поля поддержала его.

— Да вы садитесь. Дайте ваш мешок. Раздевайтесь.

Не то они делали, что нужно, не то говорили друг другу. Даник недоволен был не только поведением сестер, но и самим комиссаром. Посмотрев на окна, не подглядывает ли кто сквозь проталинки, он громко поздоровался:

— Здравствуй, Петя!

Лялькевич обернулся и радостно обнял Даника.

— Здорово, Даник, здорово, дорогой.

Это было сказано от всего сердца, так как они знали друг друга, встречались в отряде, когда Даник ходил осенью на связь. Комиссар почувствовал глубокую благодарность к этому умному, смелому юноше. Увидев, как заблестели его глаза, не выдержала, заплакала Поля. Засуетилась, помогла ему снять шинель, усадила на лавку. Саша только сейчас заметила его ногу, обернутую тряпкой, костыль, который он положил рядом, подумала о Пете и тоже прослезилась. Слезы их оказались очень кстати, так как в хату вошла соседка Аксана — принесла сито, что взяла неделю назад и все забывала вернуть. Она остановилась у порога, сделав вид, что смущена присутствием незнакомого человека. Даник и тут не растерялся. Он с детской непосредственностью сообщил: