Тревоги Тиффани Тротт - [107]

– Тиффани, Тиффани! – пролаяла Памела. – Ты что, ослепла? Не видишь меня? Я махала тебе во время танца.

– Памела, тебе никто не говорил, что рыжеволосым никогда, ни в коем случае, даже под страхом смерти нельзя носить розовое? – спросила я.

На самом деле ничего такого я не спросила.

– Ох, извини. Не заметила тебя. Как забавно, что мы снова с тобой встретились, – сказала я.

– Знаешь, после приема в честь помолвки я порылась в архивах, – начала она, – и выяснила, что буду в родственных отношениях с Джонатаном после его женитьбы. Когда я сказала Саре, что я ее троюродная сестра по материнской линии, она была так добра, что прислала мне приглашение.

– О, я тоже ее кузина, – сказала Оливия с внезапным интересом. – По какой линии, вы говорите, – по линии Фицроев или Мак-Калламов?

Памела, моргая, смотрела на нее. Затем волна багрового румянца разлилась у нее по шее и поползла выше, заливая все лицо.

– …Э-э, Фицроев, – пробормотала она.

– О, это очень интересная семья, – сказала Оливия. – Присаживайтесь, я вам расскажу о них. Я очень хорошо знаю семейную историю…

– Ну… мне не хотелось бы вам мешать, – пробормотала Памела, отступая. – Я подошла, только чтобы поздороваться с Тиффани. Меня ждет мой партнер, вон там. – Она снова отступила, и вскоре ее поглотила пестрая толпа вихляющихся танцоров.

– Как странно, – сказала Оливия. – Извините, я пойду попудрю нос.

– Тиффани, – обратился ко мне Довольно Успешный, когда она ушла.

– Да?

– Почему вы мне сказали, что беременны?

– Я не говорила.

– Но я не понимаю, – произнес он с пьяным вздохом. – Все эти книжки о младенцах…

– Моя подруга Салли ждет ребенка, – пояснила я. – В мае. Я ее партнер по родам.

– О, понимаю. Значит, я ошибся.

– Да, ошиблись.

– Немного странно с вашей стороны, что вы не поправили меня, – сказал он обиженно.

– Я так не думаю. В тех обстоятельствах… Довольно Успешный посмотрел задумчиво на танцующих, затем взглянул на меня и сказал:

– Тиффани…

– Да?

– Я хочу спросить, не согласитесь ли вы… не могли бы мы…

– Толстушка Тротт! – Неожиданно рядом со мной оказался Ник и протянул руку. – Пойдем, Толстушка Тротт, потанцуем. – Он улыбнулся Довольно Успешному и Оливии, которая уже вернулась. – Ник Уокер, – представился он. – Извините нас.

– О да, Ник. – Я встала, и он повел меня к танцующим.

Я была рада отдохнуть от семейных неурядиц Довольно Успешного. Честно говоря, это было несколько утомительно. Я поглядывала на него, когда Ник кружил меня во время танца. Он сидел за столом молча, рядом с женой. И выглядел несчастным. Очень несчастным. И я любила его. В самом деле любила. Но мне не хотелось вникать в его проблемы, его несчастливый брак – это не мое дело. По крайней мере он не лгал о своих отношениях с женой, как делают многие мужчины. Они казались абсолютно разными людьми, их несовместимость бросалась в глаза. И Оливия тоже несчастна, это очевидно. Очень несчастна. Не потому ли она надела на свадьбу черное платье?

Продолжение марта

Арнольф:

Боже мой, к чему вы мучитесь, сосед?

Не проведут меня плутовки эти, нет!

Я хитростей знаток, как ни были бы тонки:

Известно, как рога сажают нам бабенки.

А чтобы в дураках не оказаться вдруг,

Заблаговременно я все расчел, мой друг,

И та, на ком женюсь, невинность без укора.

Мой обеспечит лоб от всякого позора.

– Хотите конфетку? – шепнула я Патрику.

– Нет, спасибо, – сказал он.

Кризальд:

Но глупая жена, не правда ли, сама…

Арнольф:

Кто глупую берет, тот не лишен ума.

– Хотите трюфель? – спросила я, снова протягивая ему коробку.

– Э-э, нет, спасибо, Тиффани, – шепнул он в ответ.

– А как насчет «Лимонной мечты»?

– Нет, нет, спасибо.

Я вынула из коробки листок-вкладыш и постаралась прочитать, насколько это было возможно в темноте.

– Здесь написано: «Светлая кремовая помадка в темном шоколаде».

– Нет, спасибо. Не надо.

– А как насчет «Орехового завитка»?

– Э-э, нет.

Арнольф:

Охотно верю я в ум вашей половины,

Но я смышленых жен боюсь не без причины,

И многим дорого обходится жена,

Которая умом большим одарена.

– Питер Боулерс чудесно играет, правда? – сказала я.

– Да.

– Я его обожаю.

– Хорошо.

– Вы его видели в «Мещанине во дворянстве»?

– Нет.

– Он там просто великолепен.

– Ш-ш-ш-ш! – шикнул кто-то очень громко позади нас.

Арнольф:

Жену не многому мне надо обучить:

Всегда любить меня, молиться, прясть и шить.

Кризальд:

По-вашему, жена тем лучше, чем глупее?

Арнольф:

Да, и дурнушка мне и глупая милее,

Чем та, что чересчур красива и умна.[109]

– Ужасно смешно, – сказала я, когда под шум аплодисментов занавес опустился и начался антракт. – Ужасно смешно. Я так люблю Шеридана![110]

– Это вообще-то Мольер, – поправил меня Патрик.

– О, конечно. Какая я глупая. А вам понравилось, Патрик?

– О да, – сказал он. – Очень забавно. Забавно? Было так смешно.

– Хотите «Черную магию»? – спросила я, протягивая ему коробку.

– Пожалуй, да, – на этот раз согласился он. – Могу я взять «Лесной орех»?

Господи, я ее уже съела. Я съела почти все конфеты, кроме…

– Может, вы возьмете «Малиновую руладу»?

– А что это?

– «Светлая ароматная помадка в темном шоколаде».

– Ладно.

Я отпила еще глоток вина, и вдруг зазвенел звонок, возвещающий, что антракт окончен. Мы двинулись вместе с толпой в зал.