Тревога - [15]

— Пусть! Но дело знаю.

— Глупец, — совсем уже ласково повторил Равшан. Затем обратился к Апе тоном приказа: — Сестрица, и ты запомни: отныне ты не й родстве с этой семьей. Иначе твои свидетельские показания и медяка не будут стоить. И все запомните: наши разговоры должны остаться здесь! «Верблюда видел?» — «Нет». — «Кобылу видел?» — «Нет». Вот так! А главное — свидетели! Понятно?

Снова никто ничего не сказал. И вдруг тишину нарушили громкие всхлипывания Огулай.

— Да вознаградит вас всевышний, дядя! — запричитала она. — Но только я никому не желаю зла. И председателю… А моего Набиджана пусть бог возьмет под защиту!

Опять воцарилась тишина. Огулай, немного успокоившись, заговорила ровнее:

— Да, дядя, я не желаю зла никому. Как старики говорят: «Не рой яму для другого, сам в нее свалишься…» А что от бога…

— Ну, заладила: от бога, от бога! — грубо прервал ее Латиф. — Не обтяпаем дело мы сами, расстреляют твоего сыночка!

Огулай пошатнулась, точно ее ударили в грудь, еще ниже опустила голову, мелко задрожали худые плечи. На пороге застыла Нурхон с кипящим самоваром в руках-

— Да, расстреляют! — любуясь эффектом своих слов, повторил Латиф. — Столько людей искалечил, а про Шарофат нечего и говорить — не сегодня-завтра отправится на тот свет. Думаешь, за это по головке погладят твоего любимца?

Палван нахмурил седые брови. Он один, может быть, понимал всю бесчеловечность того, что сказал Латиф, на секунду в глубине его души вспыхнула даже искра сожаления, но тут же погасла.

— Хватит! — проговорил вдруг Султан, угрюмо молчавший все время. — Успокойтесь, мама! И молчите. Не вмешивайтесь, если дело непостижимо для вашего ума!

Но Огулай не могла успокоиться, глубоко и горько всхлипывала, уронив голову и закрыв лицо ладонями. К ней подошла Апа, обняла за плечи.

— Сестрица, что ты говоришь? Кто кому роет яму? Ведь я же собственными глазами видела, как председатель издевался над Султаном! Неужели ты хочешь, чтобы мы скрывали истину?

Она собиралась еще что-то сказать, но Равшан знаком велел: помолчи! Потом обратился к Нурхон, все еще стоявшей с самоваром в руках:

— Невестушка, ну разве нам сейчас до чаю? Неси его назад.

И, как только она исчезла, прикрыл дверь, стал к ней спиной и заговорил тихо и твердо:

— Дорогая Огулай, мы пришли сюда потому, что жалеем тебя и нашего племянника Набиджана. Латиф — пустая голова, ты знаешь; не слушай, что он болтает. Разве дело в председательском кресле? Наша цель — помочь тебе и племяннику. Но… я совсем недавно ушел с поста председателя. И потому не только Латиф, но и другие могут сказать, что я, мол, снова стараюсь занять этот пост. Поэтому я должен стоять в стороне… И особенно прошу: забудь то, что сболтнул Латиф. Иначе я этого порога больше не переступлю. А пока будь здорова!

И он вышел, пригнувшись, чтобы не задеть притолоки. Латиф и Султан сразу же поднялись и пошли вслед за ним, то ли проводить, то ли зная, что понадобятся ему.

Выйдя из дому, Равшан двинулся не к воротам, а в глубь двора. Дойдя до виноградника, обернулся, двумя руками крепко взял за воротники Латифа и Султана, притянул к себе.

— Вот что, друзья. Внимательно слушайте: в словах Огулай — истина! Не дело мужей копать яму другому. Главное сейчас — восстановить справедливость! Понял, племянник? — Он слегка тряхнул Султана.

— Да. Спасибо, дядя…

— Ведь мы все болеем душой, оттого и пришли, — угодливо вставил Латиф.

— Вот правильно! И самое главное тут — стоять на своем. Не отступать от прежних показаний. Подумай над этим, Султан, крепко подумай!..

— Будьте покоимы, дядя! — снова ощерился Латиф.

— Глупец! — Равшан ласково потрепал своего любимца по плечу. — Ну, кончен разговор. И чтоб он остался между нами. Все!

Едва он скрылся за воротами, Латиф хлопнул Султана по спине.

— Пошли. Утопим все наши горести!..

V

Приблизительно часом позже на главную улицу кишлака въехал «ГАЗ-69» председателя. Лампочки на столбах уже погасли — электростанция не работала. Ни одного звука не раздавалось вокруг, давно улегся даже тот приглушенный шум, которым всегда охвачен кишлак после наступления темноты. Стояла глубокая, чуткая к малейшим шорохам тишина, какой никогда не бывает в городе.

В начале улицы Мутал велел Тахиру остановиться, вышел из машины и попросил отвезти жену домой. Сам пошел пешком. Здесь, в конце переулка, жила семья Шарофат.

Года не сравнялось, как сыграли ее свадьбу с Валиджаном. Многолюдная и веселая была свадьба. Мутала за столом выбрали тамадой. Гуляли всю ночь, до рассвета. Сколько было смеха, песен, музыки! Запомнилось, как в начале вечера Шарофат сидела на почетном месте, закутанная в кисею: лицо разрумянилось, глаза лучистые, на губах застенчивая улыбка…

Он не заметил, как приблизился к воротам. Во дворе ни звука, лишь узкая полоса света выбивается из щели в дверях. Кто-то разжигает огонь.

Мутал заколебался: «Удобно ли в такой поздний час? Растревожишь людей…» Постояв минуту, он медленно пошел обратно. Но и домой тоже не хотелось. Побыть бы одному!.. А впрочем… Кому нужны эти переживания, угрызения совести наедине с самим собой? Прочь все это! Если ты мужчина, умей обуздать себя, умей помочь тем, кто страдает. Главное — сделай все, чтобы спасти Шарофат!