Треугольник - [12]

Я понял, что надо что-то сделать. А что? Блин, эта гробовая тишина точно не к добру. Я подошел к доске и взял мел.

"Все в порядке и никто не в чем не виноват. Я сам только. Кот", — написал я.

— Ни фига себе, — пробурчал Лебедев. — Кот, ты че, здесь, что ли?

"Здесь, еще как здесь", — подумал я. Но писать ничего не стал.

— Кот! — закричал Лебедев, — Напиши что-нибудь, если слышишь!

Все смотрели на доску, как завороженные. Я ничего писать не стал. Не хотелось. Хотелось умереть. По-настоящему. Не так как я.

Минут пять все сидели молча.

— Может, это шутка? — неуверенно сказал Герасимов. Он был страшно бледный. Может, думал, что пришло его возмездие? А хорошо бы напугать его так, чтобы он запомнил.

Я снова взял мелик. Хотелось написать что-нибудь такое, чтобы Герасимов хлопнулся в обморок. Ну, или, в крайнем случае, надул в штаны.

Я повертел мел в руках. Со стороны, это, наверное, интересно смотрится. Меня не видно, а мел крутится. Интересно и страшно. Я задумался. Придумал.

"Нет Герасимов. Это не шутка. Превет тебе от того кота, вспомнил? От рыжево. Я тебя за него избил тогда. Он знаешь как на тебя жалавался? Велел передать что вы с ним еще встретитесь. Так что проси у него прощение".

Герасимов закашлялся. Он оказался крепким орешком. Не грохнулся в обморок и даже не намочил штаны. Ну и ладно. Этот кот ему до конца жизни теперь сниться будет. И я тоже, еще один Кот. Прикол! Может, это и слишком жестоко, но с такими, как он, иначе нельзя. Это я давно понял. Так что мне его нисколечко не жалко.

— Чего? — не поняла Алиханова. — Какого еще кота? От Марта? Тогда почему от рыжего? Он черный…

— Да не от Марта, — объяснил Лебедев. — От нашего школьного кота. Помнишь? Мурыч, кажется, его звали. Это Леха его замочил.

— Как замочил?

— А что, не знаешь, как мочат?

Я слушал их без особого интереса. Пускай спорят, вспоминают, рассуждают. Только без меня. Я посмотрел на Ольгу Алексеевну. У нее, по-моему, пропал дар речи. Она смотрела на мои каракули и в вполуха слушала Лебедева и Алиханову. Вдруг лицо у нее прояснилось, она резко обернулась к Лебедеву и громко спросила:

— Значит, за кота?

— Что — за кота? — не понял Лебедев.

— Март дрался из-за кота?

— Ольга Алексеевна, — хмыкнул мой сосед по парте, — Да Кот почти каждый день дрался с этим придур… Герасимовым…

— Поговори тут, — перебил Леха.

— …И за кота дрался тоже, — закончил Лебедев. — И не только.

— Герасимов, встань, — сказала вдруг класснуха. Я прищурился. Интересно.

— А че такое? — недовольно встал Герасимов.

— А ниче, — совершенно непедагогично ответила Ольга Алексеевна. — Из-за чего вы подрались вчера с Мартом?

— Вспомнила, — шепотом пробурчал Лебедев. Я слышал только потому, что только что уселся рядом. Как в старые добрые времена.

Герасимов молчал. Еще бы. А что тут скажешь?

— Он первый начал, — сказал он наконец.

— А я не спрашиваю, кто начал. Я спрашиваю, по какому поводу тебя ударил Кот.

— Март, напиши! — сказала вдруг Алиханова. Я нахмурился. Нет, не хотелось доносить на этого кретина. Еще вчера я бы сделал это с удовольствием, а сейчас… Почему-то мне совсем этого не хотелось. Тем более, что у него сейчас, кажется, инфаркт будет. И инсульт. И еще что-нибудь такое, я точно был уверен. Я вздохнул.

А Герасимов молчал. Я бы на его месте тоже молчал. Какое счастье, что я не на его месте. Хотя…

— Не скажешь, Герасимов? Ладно. И так все понятно. Идите домой, все.

Герасимов со своего места сорвался, как бешеный. А Лебедев ушел последним. Странно. Он так за меня заступался. А ведь мы с ним никогда не были друзьями. Просто не замечали друг друга. И снова мне стало жалко, что я не подружился с еще одним хорошим человеком. Всегда я так.

Я посмотрел на свою надпись. Интересно, сколько я ошибок в ней наделал? А ведь можно и попросить Ольгу Алексеевну их исправить. Наверное, умрет со смеху. Я совсем уж было собрался написать на доске свою просьбу, но нацарапал совсем другое:

"Ольга Алексеевна что такое кардиология?"

— написал я. Она обернулась на цоканье пишущего мела. Видок у нее был так себе.

— Март, это правда ты пишешь? Но ведь так не бывает. Ведь не бывает. Как же ты теперь? Ты прости меня. Я же не знала, что ты из-за чего-то дерешься. Из-за чего-то такого… Думала, просто так, отношения выясняете. Прости, Март. Ради Бога, прости!

Мне даже неудобно стало. Честное слово, такого я никак не ожидал. Мне только и надо было, что узнать про кардиологию. А она вдруг извиняться кинулась.

— Кардиология — это раздел медицины, изучающий болезни сердца. Пороки, инфаркты, — объяснила она.

Я пошатнулся. Инфаркты.

Я опять стал задыхаться, как тогда, в больнице. Я распахнул дверь и кинулся на улицу. На охранника я даже не посмотрел. Никаких камер, кстати, уже не было. Уехали.

Я вдохнул свежий воздух. Стало полегче. Я подышал минут пять как следует, а потом медленно побрел куда-нибудь.

Противно было до ужаса. Мимо меня шли люди. Живые, настоящие люди. Не то что я. Я шел и ненавидел их. Их и себя. Сколько из-за меня бед случилось! Мама в больнице с инфарктом. Отчим тоже волнуется, правда не за меня, а за маму, но это не важно. Ольга Алексеевна и шофер "девятки" крупно влипли. Интересно, где сейчас водитель? Хочется верить, что ему светит не очень большой срок. Черт, он ведь совсем не виноват!