От разоблачения Забудкина спасли ноги, а однажды спасла и церковь.
Услышав за собой погоню, он метнулся в первую попавшуюся дверь и очутился на молебне. В церкви его почему-то искать не стали.
Выбравшись оттуда в толпе старух, он изменил свою версию — превратился из генеральского внука в жертву сектантства. Находка оказалась такой богатой, что он, как на волшебном ковре-самолете, с полным комфортом пропутешествовал по стране целых пять месяцев.
Так представлялась Кульбеде жизнь Забудкина. Сержант составил ее, как мозаику, из отдельных слов, намеков и недомолвок. Он даже предположительно определил, что родители Забудкина живут где-то в Прибайкалье. И еще два важных наблюдения сделал для себя Кульбеда. Первые вытянутые у Забудкина слова о родителях были непримиримо злые, а потом он вспоминал о них больше с упреком, чем со злобой. А о матери он всегда говорил менее резко, чем об отце. Вот это чувство к матери и подогревал Кульбеда своими неторопливыми рассказами.
Когда мальчишки, поругиваясь и потягиваясь, заканчивали опостылевшую работу на земляничной плантации, Кульбеда поведал Забудкину новую легенду о матери, которая тоже «ой как журила и прижимала» своего сына. А когда он заболел, да так, что и надежды на выздоровление не осталось, она отдала свою почку и спасла его.
— Знаешь, что такое почка? — спросил Кульбеда.
— Знаю.
— Про почку знаешь, а про мать свою ты еще ничего толком не знаешь… Да напиши ты ей, что тебе плохо, — она последнее продаст и к тебе из Читы примчится!
— Из какой Читы! — возразил Забудкин, потеряв на минуту контроль над собой. — Из Иркутска!
Кульбеда и вида не подал, что услышал самое главное, и продолжал прежним тоном:
— Да разве ж в том дело — откуда! С Луны прилетит, если плохо тебе будет!
— А мне не плохо, — ответил Забудкин.
После обеда по расписанию должны были начаться занятия по производственному обучению. Автобус привез мастеров из города. Их встретил и проинструктировал капитан Дробовой, который выглядел именинником. Ему все-таки удалось преодолеть сомнения Клекотова и Клима и получить разрешение на подготовку к задуманной операции.
Вместо вводных занятий мальчишкам предложили под руководством мастеров подготовить к работе инструменты. Для какой работы — никто не объяснил. Все, кто знал, отделывались шуточками, пожимали плечами. Эта таинственность сыграла свою роль.
Теряясь в догадках, ребята точили топоры, пилы, лопаты. В столярной мастерской заготовили груду реек. И тоже никто не знал, для чего, но мальчишки чувствовали, что делается это не просто для практики, а для какой-то определенной цели. После земляничных усов и зеленой щетины сорных трав приятно было подержать в руках увесистый топор, поющую пилу, острую как нож лопату.
Работали охотно и, поужинав, заснули быстро и крепко.
Еще не рассвело, только где-то на востоке посветлела часть неба, а на просеках клубился густой туман и фонари тускло освещали палатки. Лагерь сладко спал в этот предутренний час. И непонятно откуда над палатками, над всем лесом вдруг возник зловещий, сверлящий звук, похожий на вой сброшенных с самолетов бомб. Первый оглушительный взрыв, казалось, встряхнул все вокруг — и землю, и деревья, и палатки. За ним последовали другие.
Как ураганным ветром вымело мальчишек из палаток. Спросонок они не сразу догадались, что все эти грозные звуки вылетают из динамиков.
Замигали и погасли фонари на просеках. Ничего не понимая, мальчишки заметались по кустам, пригибаясь к земле.
Но взрывы прекратились. Заголосила сирена.
— Боевая тревога! — разнесся повсюду голос капитана. Дробового. — К штабу бего-ом!
И эта команда сейчас показалась всем желанной, спасительной. Голос капитана не раздражал, а вселял надежду. Это был голос командира, который знал, что делать.
— К штабу!.. Всем к штабу! — приказывал Дробовой.
— За мно-о-о-ой! — затянул, как запел, сержант Кульбеда.
— За мной! За мной! — подхватил Славка Мощагин.
И даже Гришка Распутя не запутался в командах и прокричал своему отделению:
— За мной!
А снизу, от реки, по Третьей Тропе уже бежали другие мальчишки, на ходу стягиваясь в отделения.
Многие уже поняли, что это всего лишь тревога — и не боевая, а, наверно, учебная. Но всеми уже овладело небывалое чувство, которое заставляло держаться вместе и бежать за своими командирами.
Четыре взвода почти одновременно высыпали на штабную поляну.
Призывно размахивая горящими факелами, у штабной избы стояли капитан Дробовой и физрук.
Поварихи выглядывали из кухонной пристройки.
Распахнув окно медпункта, взволнованно смотрел на происходившее Сергей Лагутин.
— Впере-о-од! — капитан Дробовой поднял над собой факел, и вместе с физруком они побежали по Звездной просеке, ведущей в гору. — Вперед!
Мальчишки бросились за ними.
Из динамиков широко, подъемно, волнующе полилось:
Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой.
Не вытерпел — вылез на подоконник Сергей Лагутин, опустился вниз на руках, прыгнул и упал, ступив на больную ногу. Кто-то подбежал к нему, подставил руку.
— Держись!
Сергей ухватился за руку, встал и, увидев в туманной полутьме серого раннего утра лицо Богдана, отпихнул его.
